#Column

#Суд и тюрьма

Отвечая на запросы Кремля

10.03.2008 | Альбац Евгения | № 10 от 10 марта 2008 года

В великом романе Василия Гроссмана «Жизнь и судьба» эсэсовец Лисс говорит заключенному концлагеря, большевику Мостовскому: «Неважно, кто победит в этой войне. Наша победа — это ваша победа. А если победите вы, то мы и погибнем, и будем жить в вашей победе… мы будем развиваться в другой форме, но в том же существе…» Эсэсовец, что называется, как в воду глядел.

Можно ли представить себе, чтобы в сегодняшней Германии по главным телеканалам, в газетах и на радио к любому из юбилеев Адольфа Гитлера — жизни, смерти ли — шли дискуссии о достижениях и ошибках оного вождя народа? Чтобы историки всерьез обсуждали достижения Гитлера в деле ликвидации безработицы и возрождения тяжелой индустрии рейха? А публицисты, не боясь общественного остракизма, а возможно и судебного преследования, на миллионные аудитории заявляли бы, что кровавая цена, заплаченная немцами, была необходима для целей возрождения Великой Германии? В сегодняшней России — можно. Более того — востребовано. «Великий Сталин при отдельных недостатках» — слоган дня.

Расхожий аргумент: нации, для того чтобы двигаться вперед, надо вернуть гордость за прошлое — нельзя-де с чувством унижения построить великую страну. Ложь.

В начале 50-х годов, через семь лет после конца Третьего рейха, чудовищного поражения страны во Второй мировой войне, немцев спросили: какой режим предпочтителен для (Западной) Германии? 42% (sic!) выбрали Третий рейх, 45% — кайзеровскую Германию (проигравшую Первую мировую войну) и лишь 7% предпочли Веймарскую республику, при которой немцы узнали о демократии, хаосе, экономической депрессии и распадающейся системе власти. Режим, формировавшийся тогда в ФРГ под «крышей» западных союзников, поддержали 2%.

Прошло семь лет. В 1959 году социология продемонстрировала зеркальную ситуацию: 42% опрошенных немцев отметили демократический режим ФРГ как наиболее приемлемый. Спустя еще 13 лет, в 1972 году, уже 90% немцев назвали «демократию лучшей формой правления». Оказалось, что имперская политическая культура, традиция полагать себя «воинами Великой Германии», страсть к обожествлению человека на троне — все это разбилось вдребезги перед простой рациональностью: хочется жить, и жить хорошо, строить планы, растить детей, не опасаясь, что завтра все это придется принести на алтарь очередному великодержавному маньяку и с песней о Великой Германии идти на смерть и нести смерть другим. Во многих немцах до сих пор живет чувство вины за то, что сделали со своей страной и с Европой их деды и прадеды. И это ничуть не помешало им построить экономически и политически успешную страну. Скорее наоборот, было желание доказать: смогли — несмотря на...

Российские опросы показывают: спустя 17 лет после крушения СССР по-прежнему велико число тех, кто видит в Сталине гордость прошлого и надежду настоящего. Таких в три с лишним раза больше, чем было в конце 1980-х, когда правда о скрываемых до того преступлениях лично Сталина и его окружения выплеснулась на страну. Пик любви к товарищу Сталину пришелся на конец первого президентского срока Путина. Сегодня цифры медленно, но идут вниз (см. графики на стр. 63) — в том числе и потому, что уходят те и дети тех, кто либо не был в ГУЛАГе, либо сумел там не умереть. Так что утверждения госпропаганды, что она лишь реагирует на запросы и настроения сограждан, — ложь. Реагирует она на другое: на запросы и настроения своего главного зрителя — Кремля. И именно в этом — чудовищная опасность для страны.


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.