Михаил Шейтельман
Евгения Альбац*: Михаил, вы сейчас находитесь в Киеве?
Михаил Шейтельман: Да, я в Киеве. В общем, всю войну нахожусь в Киеве с редкими выездами.
История с бомбоубежищем
Евгения Альбац: Какая сегодня была ночь в Киеве?
Михаил Шейтельман: Сегодня ночь была спокойная, была короткая тревога, буквально на час, когда залетала пара дронов. Массированные обстрелы последних нескольких дней почти не касались Киева. Целью были украинские атомные станции. Не реакторы, конечно, россияне пока ещё не бомбят реакторы, они бомбят коннекторы атомных станций, а в Киеве их нет. Поэтому обстрелы последней недели Киева не касались.
Евгения Альбац: У вас тепло в доме есть?
Михаил Шейтельман: Тепло есть, электричества нет. Жители Украины за 4 года приспособились. У меня огромное количество разного рода аккумуляторов на разных приборах. Естественно, что везде проведено оптоволокно, чтобы это все никак не зависело от электроэнергии. Куча запасных вариантов. Если перерыв электроэнергии длится меньше суток, то я способен давать интервью. Если больше, то уже нужно будет предпринимать какие-то специальные меры.
Если бы я не отказался уходить в укрытие, то за последние четыре года примерно ночей 400 я бы спал на полу в метро или в бомбоубежище
Евгения Альбац: А когда бомбёжки, вы идёте в бомбоубежище или остаётесь дома?
Михаил Шейтельман: Я не иду, но это чисто от моей жизненной философии, что чему быть, того не миновать. Я сформулировал это для себя, когда я в начале войны оборудовал реальное бомбоубежище. Я тогда жил в многоквартирном большом доме, и в нем было такое сталинское атомное бомбоубежище. Мы совместно с другими жильцами, я всех организовал, очень все сильно благоустроили. 10 комнат, там тогда дети жили, собаки, коты. Все было очень круто, с водой, с биотуалетами, мы все это сделали по-быстрому, но я посмотрел на все это и подумал, что я не готов жертвовать качеством жизни. Я хочу спать на диване либо в кровати, я не хочу спать в бомбоубежище. Ну да, меня могут убить, но если бы я на это не пошёл, то за последние 4 года примерно ночей 400 я бы спал на полу в метро или в бомбоубежище. Я не готов, мне уже не так много осталось.
Евгения Альбац: А что происходит в Харькове? Часто пишут, что в каких-то районах города нет отопления, нет света.
Михаил Шейтельман: В Киеве то же самое. Не то что прямо у всех есть тепло или у всех есть горячая вода. Это все периодами происходит. Кому как повезло. Электричество по плану отключают, по графику, поэтому удобно, ты накапливаешь электроэнергию, потом можно сидеть без неё. А вот отопление, вода — это у кого как устроена система. У человека, который на 12 этаже, скорее всего автономная качалка. В Харькове то же самое. Зависит от района, зависит от места, от высотности. Люди на нижних этажах, конечно, живут гораздо более комфортно. Люди, у которых есть газ, тоже живут более комфортно, потому что когда нет электричества, приготовить еду можно на газе. Я в Харькове не был во время войны. Но мне пишут оттуда, у меня появилось за это время тысячи знакомых в Харькове. В общем, все кто там остался, приспособились. До войны это был город, в котором было почти 2 миллиона человек. Сейчас осталось все равно больше миллиона, я думаю. Люди приспособились.
Евгения Альбац: А что в Одессе? Кто-то из Одессы написал, что включили отопление.
Михаил Шейтельман: Конечно, это была радостная новость, потому что в этом году отопление вводилось в строй позже, чем обычно, обычно отопительный сезон начинается в середине октября, а в этом году только начали вводить в начале ноября, сильно позже, из-за недостатка газа, поскольку разрушена почти вся система собственной добычи. Газ идёт только из Европы, сейчас ещё из Азербайджана и из Турции. Ну и каждый раз надо чинить газовые сети, которые россияне тоже уничтожают. И поэтому была радость, что дали отопление. А так-то отопление, по-моему, есть по всей стране. Я сейчас не беру крайние случаи, такие как Краматорск, например, я не знаю, что там с отоплением. Есть совсем прифронтовые небольшие города, где, конечно, все очень тяжело. Одесса живёт, по-моему, примерно как Киев. Мы адаптированы и более-менее знаем, что происходит. Почему сейчас у меня нет электроэнергии? Ещё три дня назад она была почти весь день. А сейчас её дают на 8 часов. Потому что россияне опять перебили трансформаторы и какие-то системы соединения с атомными станциями. Атомные станции из-за этого снижают нагрузку реакторов, чтобы не взорваться. И постепенно по мере восстановления сетей повышают нагрузку. Если новых бомбёжек не будет, то за неделю все вернётся обратно к тому режиму, который был неделю назад. И все примерно так и живут. Моя бабушка в блокаду знала же, где вода, правильно? Она мне рассказывала, кто первую зиму пережил, потом уже не умирал. Все знали, куда ходить за водой, как жить, как приспособиться. Все что-то продавали, и так далее.
Датский подарок
Евгения Альбац: Когда я была в Николаеве зимой 2023 года, там были большие проблемы с водой. Питьевую воду доставляли в больших синих баках, специальные троллейбусы развозили. Насколько я понимаю, это после того как россияне перебили водопровод. Что с водой в тех украинских городах, о каких вы знаете?
Михаил Шейтельман: Николаеву датчане, датское правительство, подарили сотни миллионов долларов на строительство новой системы водоснабжения. И она была запущена, по-моему, этой весной. Как пишут, в Николаеве проблема с водой решена. Не знаю, конечно, во всех ли квартирах, но в целом водоснабжение датчане обеспечили. Я думаю, что даже и строили сами, их специалисты приезжали. А в Киеве страдают по-настоящему жители высотных домов, потому что во многих высотных домах, если нет своего генератора, то перестаёт качаться вода, до верхних этажей просто не доходит. И у многих там такая жизнь: человек живёт на 25 этаже и ходит за водой на 8‑й. Ходит, естественно, пешком. Лифт не работает. Если бы был генератор, то работал бы в первую очередь лифт, во вторую, соответственно, водопровод. То есть это распространённая проблема — когда у тебя нет электричества, то не идёт и вода тоже. У меня было такое, я без воды сидел несколько дней. Ну, привозили, то есть все организовано очень хорошо, на городское хозяйство в этом смысле грех жаловаться, приезжала цистерна, ты выходишь с вёдрами, набираешь воду, на день хватает. В моем доме такое было недолго, повезло.
С чемоданом на колёсиках
Евгения Альбац: Я помню, когда-то говорили, что украинцы умеют выживать, потому что они уезжают в села, у всех есть какое-нибудь подсобное хозяйство. Действительно люди на зиму из городов перебираются в села?
Михаил Шейтельман: Сейчас ситуация совершенно другая. Напугала история начала войны, в двадцать втором году, когда многие поступили ровно как вы говорите. Я помню эти первые дни. Я жил тогда прямо на продолжении Крещатика, то есть это центр. Улица была забита людьми, и звук начала войны — это звук чемодана на колёсиках, который везут по плитке: дын-дын-дын. Толпы людей с чемоданами. Причём, знаете, это первые три дня, а потом кончились люди с чемоданами на колёсах, и пошли люди с котомками через плечо, с какими-то узлами. И я это все в окно наблюдал. Ну и машины бесконечные. Часть народу выезжала за границу, у кого была такая возможность. Это не так дёшево, да и вообще, ну ты приехал, и что ты там будешь делать? Не совсем понятно. А часть поехала в эти самые села. И многие оказались под оккупацией. Многие были убиты, многие пострадали, или подверглись пыткам, или ещё что-то. Кто-то умер от голода в подвалах, такое было Черниговской области. Ну и много ещё разных случаев, это я только описанные ООН беру. И поэтому люди поняли, что в городе-то понадёжней.
Киев претерпевал изменения за эти четыре года очень большие. Если в начале войны, в марте, у нас оставалось 800 тысяч из трёх с половиной миллионов довоенного населения Киева, то сейчас больше 4 миллионов. Сейчас Киев просто под завязку забит народом. Потому что огромное количество людей, основная масса, я думаю, киевлян вернулась из-за границы. Не все вернулись в более опасные города — в Краматорск, да и в Харьков. А в Киев вернулись, конечно, почти все киевляне. Потому что киевляне — это определённый образ жизни, как и одесситы. А второе — сюда приехали очень многие люди из пострадавших городов, где выжить было либо невозможно, либо трудно. Плюс из оккупированных городов. Буквально вся география оккупации в Киеве присутствует. Поэтому Киев забит под завязку. И не то чтобы кто-то выезжал на село, такого не видно. Мало того, у нас в Киеве есть такой день — день взятия Киева называется. Это шутка такая. Воскресный вечер — это день взятия Киева, когда летом люди возвращаются с дачи. То есть не проехать, пробки бесконечные, и так далее. Но в общем, как сказал один мой товарищ, иностранец, который здесь в дипломатической миссии, Киев днём — это Монако, а ночью Афганистан. Вот так мы сейчас тут живём.
Евгения Альбац: Афганистан в смысле — и талибы, и разведгруппы?
Михаил Шейтельман: Нет, имеются в виду обстрелы. Днём Киев живёт нормально, рестораны работают, новые открываются, какое-то бесконечное количество театров — кстати, новые тоже открылись, премьеры уже по пьесам, написанным во время войны. А ночью ты сидишь под обстрелом, вокруг просто взрывается все. Обстрел — это очень страшно, правда очень страшно. У меня вот за стеной строчит постоянно большой пулемёт крупнокалиберный. Отдельно пушки ПВО, это совершенно другой звук. Отдельно взлетают «пэтриоты», это ещё один звук. Постоянно добавляются новые звуки в связи с изобретением новых средств противовоздушной обороны. Например, когда работают противодроны так называемые или ещё что-то новое. Это страшно. И плюс небо прямо сияет от взрывов. И когда у тебя рядом что-то прилетает и начинает орать сигнализация автомобилей, ты не знаешь, это в твой дом прилетело или нет.
В Киеве каждый уверен, что батарея «Пэтриот» стоит у него во дворе: звук такой сильный, что даже если он взлетает за много километров от тебя, ты уверен, что это рядом
Евгения Альбац: А «Пэтриоты» есть? Все время говорили, что вроде бы ракеты для них закончились, что вроде бы американцы обещали, но не поставили.
Михаил Шейтельман: Точно есть, потому что я их лично слышу. Этот звук нельзя ни с чем спутать. Мы его слышали все в детстве, когда нам показывали, как стартует космический корабль «Союз». В Киеве каждый уверен, что батарея «Пэтриот» стоит у него во дворе: звук такой сильный, что даже если он взлетает за много километров от тебя, ты уверен, что это у тебя из квартиры вылетает. «Пэтриот» никто никогда не видел, потому что где они стоят, хорошо засекречено и спрятано, и они, естественно, меняют дислокацию. Но звук взлетающей ракеты космический, это ни с чем не спутать. Ну и есть статистика, невольно становишься военным экспертом. Утром читаешь сводку Генштаба, которая все время публикуется, и знаешь, сколько сбито баллистических ракет: «Пэтриоты» стреляют только по баллистическим ракетам, по «Искандерам» и по гиперзвуковым «Кинжалам». На все остальное нет смысла их тратить. По крылатым ракетам эффективнее работают с самолётов, F‑16 и «Миражей». И ещё есть новые израильские ракеты «Хец», которые способны сбивать баллистические ракеты, поэтому утром смотрим статистику, ага, если стреляют по Киеву, то две трети, как правило, баллистических ракет сбивается.
В Киеве не осталось ни одного района, который бы не подвергся обстрелам. Были попадания и в правительственном квартале, на Банковой, и на улице, где живут дипломаты
Евгения Альбац: Я разговаривала с людьми, которые бывают довольно часто в Киеве, живут там по несколько недель, бизнесмены, которые, в частности, разрабатывают всякие планы восстановления Украины после окончания войны, и так далее. И они говорят, что вроде бы россияне знают отдельные дома, где живут, например, дипломаты, люди из посольства Соединённых Штатов или Германии, и они по этому дому не бьют. Это действительно так или это миф?
Михаил Шейтельман: Я склонен считать, что это миф. В Киеве не осталось ни одного района, который бы не подвергся обстрелам за это время. Были попадания и в правительственном квартале, на Банковой. Но там рядом, буквально соседняя улица, находится Дом писателя, туда был прямой прилёт дрона, разрушено красивое историческое здание. А я знаю, что на этой улице живут дипломаты, я знаю лично. Туда точно прилетало. Это невозможно сделать избирательно, у ракеты Х‑22 радиус попадания плюс-минус километр. Это крылатая ракета, очень старая, советская, которая запускается со стратегических бомбардировщиков. Они сейчас, к счастью, кончились у россиян. Они были с советского времени, с 50–60–70 годов, древние совсем, на жидком топливе, очень сложные, тяжёлые. Они наносят огромный ущерб. Вот, например, торговый центр, помните, в Кременчуге был уничтожен. Она стреляет абы куда, ничего не выбирая. Их очень сложно сбить из-за высокой скорости. Поэтому я не готов поверить, что россияне что-то там берегут. Может, стараются специально не попасть в американское посольство? Ну, наверное. Но при таком объёме обстрелов, когда 800 воздушных целей в день, такие случаи были, — не убережёшь ты ничего.
Хлеб насущный
Евгения Альбац: Что с продуктами? Откуда их везут? Есть ли они в гастрономах, в магазинах?
Михаил Шейтельман: Украина все производит сама, все продукты в основном украинские, они как производились, так и производятся. Украина огромный поставщик на мировой рынок, я думаю, что в пересчёте на душу населения, может, вообще самый крупный поставщик сельхозпродуктов в мире.
Евгения Альбац: То есть когда говорят, что все сельскохозяйственные угодья Украины засорены минами, это не так?
Михаил Шейтельман: Это же только на оккупированных территориях или рядом с ними. А основные сельскохозяйственные угодья не там, там в основном промышленные. Поэтому еды в магазинах сколько хочешь, всё своё и плюс иностранного сколько угодно. Проблемы были в 2022 году, первые два месяца, когда Киев был в полуокружении, когда российские войска стояли на проспекте Победы у нас.
Евгения Альбац: В одном из украинских блогов я прочла цитату из Юлии Мендель, бывшего пресс-секретаря президента Зеленского. Вот что она говорит. Украина сообщает о массовом оттоке населения с 3 октября по 14 ноября. Страну покинули 128 тысяч украинцев. Почти столько же, сколько за предыдущие 9 месяцев вместе взятых. Насколько это достоверно?
Михаил Шейтельман: Я думаю, примерно ни насколько. Юлия Мендель в последний раз, по-моему, имела отношение к государственной власти несколько лет назад, она не имеет доступа к каким-либо данным, которые не являются открытыми. Это всё фантазии. Я не знаю, где она это взяла. Слушайте, людей, которые распространяют слухи, безумное количество. Другое дело, что примерно в эти даты было изменение законодательства: мужчинам с 18 до 21 раньше был запрещён выезд из страны, потому что они военнообязанные. Они не подлежат мобилизации, у нас мобилизация с 25 лет, но запрет на выезд был. А тут разрешили выезд, было правительством принято такое решение. И тогда действительно одномоментно выехало много людей: кто-то учится, кто-то к родным. Например, самая распространённая ситуация: отец на фронте, мать с младшим ребёнком в Германии, а старшему ребёнку выезд закрыт. И он, соответственно, поехал увидеться с семьёй. Многие, кстати, вернулись потом.
Война и коррупция
Евгения Альбац: «Нью-Йорк Таймс» опубликовала большое расследование о коррупционном деле, связанном с «Энергоатомом». Естественно, до этого очень много про это писала «Украинская правда» и другие украинские СМИ. Когда в 2022 году встал вопрос о том, как помогать Украине, то о коррупции в нашей части мира хорошо было известно. Так что американские, например, власти решали вопрос, как помогать Украине деньгами, чтобы при этом деньги не оседали в карманах нечестных чиновников. И тогда был создан наблюдательный совет, в частности, связанный с энергетикой, куда шло очень много денег. И вот сейчас «Нью-Йорк Таймс» пишет о том, что постепенно в этом наблюдательном совете люди были заменены на лояльных офису президента и вообще высоким чиновникам. В частности, что с этим так или иначе был связан Андрей Ермак. И постепенно этот наблюдательный совет перестал иметь какое-либо значение. Короче, это история, которая многих потрясла, в том числе потому, что идёт война. Кажется, как можно воровать, когда идёт война. Хотя сразу скажу, Энн Эпплбаум опубликовала в Atlantic, это один из лучших американских еженедельников, колонку, в которой она пишет о том, что да, в Украине коррупция, но правительство само расследует коррупцию в самом же правительстве. Конечно, она имеет в виду НАБУ, это специальное агентство по борьбе с коррупцией в Украине, которое, собственно, и осуществляло расследование. Уже случилась самая шумная отставка — руководителя офиса президента Андрея Ермака, которого называли вторым человеком в украинском государстве. Как вы можете это прокомментировать?
Михаил Шейтельман: Ну, во‑первых, коррупция, как вы сказали, не новость, и то, что она в Украине есть, тоже не новость. Украина занимает 108 место в мире по индексу восприятия коррупции, и она свободна от коррупции на 33 процента. Цифры каждый год меняются. И до войны то, что нас интересовало по-настоящему, это динамика. После «революции достоинства» с 22 процентов поднялись до 33‑х, и со 160 места поднялись до 108‑го. То, что с началом войны коррупция станет ноль, в это было бы трудно поверить. Это раз. Второе, в этой истории с коррупцией украинцев по-настоящему взволновало только одно — имя Миндича, потому что это был личный друг Зеленского, по крайней мере, в какой-то момент. Он возглавлял преступную группу, по мнению НАБУ. Поэтому волнует только одно, причастен ли к этому Зеленский. Коррупционные скандалы были и раньше, даже за время войны, кого-то в отставку отправляли. Если бы не было там Миндича, не было бы никакого, я думаю, скандала. Да, это не шутки, 100 миллионов долларов — большие деньги, но надо сразу несколько вещей указать: это жулики, которых преследуют. Очень важно, что преследует их украинская организация, то есть их не Евросоюз поймал, не США поймали.
Евгения Альбац: Ходят слухи, что это ФБР передало данные НАБУ.
Михаил Шейтельман: ФБР не могла бы собрать эти данные нигде, ФБР сотрудничает с НАБУ в любом случае. И, естественно, данные о долларовых счетах хранятся в Федеральной системе США, больше нигде. Поэтому, конечно, сотрудничали. Важно, что это сделала сама Украина, что НАБУ — это учреждённый украинцами, украинской Верховной Радой орган, и он сам занимается очищением системы, в чем его роль и состоит.
Кстати говоря, про «разворовывание иностранной помощи». Тут все не так. Весной прошлого года был доклад трёх председателей комитетов Конгресса США, когда шёл спор по поводу выделения Украине 60 миллиардов. И они написали, что за время выделения только американской помощи проведено более 100 аудитов, и что аудиты, которые на тот момент были завершены — 60 — выявили ноль нарушений при использовании. Это американский аудит, не украинский. Но я думаю, что воровать деньги, которые непосредственно поступают из ЕС или Соединённых Штатов Америки, никто, конечно, не будет. Они же поступают в бюджет, а не в «Энергоатом». Все понимают, где граница проходит.
Евгения Альбац: Но откаты были?
Михаил Шейтельман: В «Энергоатоме», а не в бюджете. И я очень надеюсь, что расследование будет доведено до конца.
Судьба Ермака
Евгения Альбац: В результате этого скандала в отставку был отправлен такой могущественный человек, как Андрей Ермак, глава офиса президента. Андрей Ермак человек чрезвычайно известный, в том числе потому, что он каким-то образом в один момент стал и руководителем офиса президента, и заменил собой министра иностранных дел. Что изменилось, насколько это серьёзная история и для самого Владимира Зеленского, и для офиса президента?
Михаил Шейтельман: Действительно, Ермак был очень влиятельным человеком, но надо понимать, что он влиятельный человек внутри чиновничества, а не внутри украинского общества.
Евгения Альбац: Такой серый кардинал, так всегда.
Ермак почти всегда был рядом с президентом во время его поездок. Для переговорного процесса он, безусловно, не потеря вообще. А вот для управления чиновничеством — да
Михаил Шейтельман: Да, важно, что общества это не касалось, по большому счету. Ермак не начальник украинскому обществу и народу. Я думаю, что до войны мало кто и фамилию-то эту слышал. Он же не был публичным политиком. Для украинцев важные политики — это Залужный, Буданов, Порошенко, Тимошенко… Ермак не был важным человеком, от которого зависела жизнь людей. А для чиновников — да. Я думаю, что для Зеленского это большая потеря просто потому, что ему очень сложно. Это надо сейчас взять и все поменять, очень многое перестроить. Ермак действительно занимал все больше места в жизни руководства, в жизни чиновничества. Он, кстати, очень редко представлял Украину на переговорах. Это просто мы запомнили, как запоминается, словами Штирлица, последняя новость. Последним представителем на переговорах в Женеве был Ермак, а до этого он никогда не возглавлял делегацию. Ермак просто почти всегда был рядом с президентом во время его поездок. Для переговорного процесса он, безусловно, не потеря вообще. А вот для управления чиновничеством — да. Зеленский переложил огромное количество <технических и второстепенных> вопросов на Ермака, поэтому Зеленский так долго сейчас думает, кем его заменить.
Но в то же время в чем плюсы для Зеленского? Я думаю, это огромный шанс сейчас для Зеленского, что называется, отстрелить отработанную ступень ракеты. Эту карту Зеленский может разыгрывать себе в плюс. Притом что ему наверняка сейчас очень тяжело в политическом смысле выживать и маневрировать в новой реальности без Ермака. Но такое уже было, когда он поменял Залужного, Зеленский потерял на этом 10–11% рейтинга доверия. И он знал, что потеряет. То есть он шёл на жертву ради каких-то своих мыслей. Сейчас, увольняя Ермака, он понимает, что повышает рейтинг доверия. Поэтому для Зеленского есть и плюсы, и минусы. А уж чиновничество как-нибудь справится.
Евгения Альбац: Премьер-министр поменяется?
Михаил Шейтельман: Если только Юлию Свириденко назначат главой офиса вместо Ермака, что теоретически рассматривается. В другом случае нет никакого смысла её менять, наоборот.
Евгения Альбац: А если она станет главой офиса, то Ермак сохранит какие-то ниточки к Зеленскому?
Михаил Шейтельман: Я не думаю, что находясь в положении Ермака, возможно сохранить ниточки. Ты можешь только отползти, зализывать раны и готовиться к следующему раунду своей жизни.
Евгения Альбац: Ермак заявил, что уходит солдатом на фронт. Ушёл?
Михаил Шейтельман: Не знаю. Посмотрим. Думаю, что да. Он же не дурак, мне кажется. Это было очень правильное, сильное заявление. Если он это сделает, это сработает. Это то, что может ему создать новую политическую карьеру. Потому что в некоторых опросах у него рейтинг доверия был совсем не нулевой. В 2022 году он был под 50%, потом снижался и к концу 2024‑го был 25, по-моему, процентов. Это очень высокий рейтинг доверия. В Украине выше, чем у него, может, у четырёх человек. Есть база, с чего начинать. Он вполне может, если сейчас себя правильно поведёт, заработать новую политическую карьеру.
Евгения Альбац: Сейчас вроде бы главным переговорщиком стал глава Совета национальной безопасности Украины Умеров. Но украинские СМИ пишут, что у НАБУ есть какие-то материалы на Умерова в связи с делом «Энергоатома». Не повторится ли история с Ермаком, и Умеров тоже будет отправлен в отставку?
Михаил Шейтельман: Может быть, его даже допрашивали в рамках этого дела, я не знаю. Но он точно не является незаменимым. Глава РНБО, то есть Совета национальной безопасности и обороны, это не такая запоминающаяся должность. Поэтому трудно сказать, что будет… Я думаю, что они уже закрыли более-менее список подозреваемых. Может он и будет разрастаться, но мне кажется, сейчас будут копать в глубину. Сейчас от НАБУ ждут результатов уже не типа «вот ещё мы этого подозреваем». Вы подозревали, ну так рассказывайте, где прокуратура, где процессы. Потому что пока только слили какие-то плёнки, из-за чего, по-моему, уволили даже следователя НАБУ, который их слил. Это же нельзя публиковать, запрещено по закону. Поэтому сейчас народ ждёт от НАБУ совершенно другого. Не плёнки, где ничего не понятно, а конкретно: кто, сколько, куда — и почему вот эти люди отпущены под залог и что с ними дальше будет? Вот что, мне кажется, сейчас важно в этом деле. Где вы были полтора года, задаёт народ вопрос. Вы что, полтора года их слушали и ничего не делали? А сколько они за эти полтора года украли? А почему так?
Сейчас вопросов к НАБУ очень много. И я думаю, что НАБУ сейчас есть чем заняться, кроме как искать ещё новых подозреваемых…
Справка
Михаил Шейтельман живёт в Киеве, занимается политическим консалтингом, разрабатывает стратегии политических кампаний в постсоветских странах и в Израиле. Учился в Ленинграде в Политехе, затем в Университете Бар-Илан в Израиле. Работал программистом, затем создал собственный бизнес. Возглавляемая им компания занимается продвижением верховенства закона в странах посткоммунистического пространства, оказывает помощь и консультирование при проведении социальных и экономических реформ.
Видеоверсия
* Евгения Альбац, Михаил Шейтельман в РФ объявлены «иностранными агентами».