Европейские чиновники обсуждают возможность включения в очередной пакет санкций отмену (полную или частичную) туристических шенгенских виз для россиян, исходя из того, что происходящее — дело рук не одного Путина, а всего российского народа. Лидеры российской оппозиции в изгнании выступили против этой меры, настаивая на том, что нельзя ставить знак равенства между всеми россиянами и сторонниками Путина, между страной Россией и ее сегодняшним политическим режимом.
Предустановленная покорность
У каждой из сторон своя оптика. СВО, говорят в ЕС, «война всех россиян», а не только Путина. Здесь есть логическая ловушка: ровно это утверждает в своих речах российский автократ — все граждане России едины в поддержке партии и правительства в их экзистенциальном противостоянии с Западом. Получается, авторы идеи визовых ограничений солидарны с Путиным.
Правда в том, что диктатура — это всегда танго вдвоем. Без массы, без толпы диктатора не существует. Автократ по определению должен быть «народным». Однако частью населения поддержка Путина, режима, «спецоперации» имитируется, потому что людям нужно выживать в обстоятельствах уже почти тоталитарного режима, требующего абсолютного и активного послушания, предустановленной покорности, того, что называлось в 1930–1940‑е годы Gleichschaltung’ом. Послушание может быть притворным, но на выходе — «спираль молчания», впечатление внешне действительно весьма масштабной поддержки политической системы. 80+ процентов одобрения деятельности Путина впечатляет. Но надо понимать, что поддержка власти — социально одобряемое, а в некоторых социальных группах — безальтернативное поведение. И внутри большого и впечатляющего социологического показателя лежит многослойная гамма человеческих, очень человеческих, чувств — прежде всего, желание социальной мимикрии ради выживания в необъяснимых и опасных внешних обстоятельствах. Для оценки социальных настроений к большому вопросу об одобрении прилагаются другие многочисленные вопросы. Ведущие российские социологи оценивают активную, агрессивную, искреннюю поддержку режима, его лидера, его начинаний, его СВО в пятую часть населения. Остальные — колеблющиеся, меняющие свою точку зрения в зависимости от обстоятельств.
Не таковы ли и другие нации? Поляки, вчера проголосовавшие за умеренных либералов, а сегодня выбравшие в президенты националиста-консерватора? Не таковы ли американцы, которые во второй раз предпочли Трампа? Все поляки по этому критерию националисты-консерваторы? Все американцы — трамписты? Разумеется, нет, все гораздо сложнее. Не таковы ли французы, которые на выборах летом 2024 года в первом туре проголосовали за крайне правых, а потом, когда многих в считанные дни переубедили, проголосовали за крайне левых? Непоследовательность, нерациональность, оппортунизм — имманентные свойства массовой психологии.
Еще один аргумент. Почему россияне не использовали все свои возможности, чтобы поменять власть в стране? Упрек вроде бы логичен. Но ведь пытались поменять, и вполне законными способами. Выходили на улицы. Участвовали в несвободных выборах. Активное меньшинство боролось, но не стало большинством. Проиграло. А сейчас момент упущен. Но возможен и контрвопрос. Почему в годы советской власти не выходили на улицы жители Риги, Вильнюса или Таллина, чтобы эту самую власть поменять? Почему, как и в метрополии, все ограничивалось подпольной деятельностью нескольких десятков диссидентов? Ответ — не было возможности в тех условиях. А основная масса, как всегда и везде, была пассивна, старалась не навлекать на себя неприятности. И вот ее, этой возможности массового эффективного сопротивления — при невообразимом для европейцев уровне репрессивности путинской системы — нет в России и сейчас.
Кремль как бенефициар
Есть еще один мотив, который часто упоминается сторонниками визовых ограничений — будучи наказанными столь жестко, россияне прозреют и обратят свой гнев на «первопричину» своих бед, то есть текущий российский политический режим. Динамика общественных настроений последнего десятилетия показывает, что все происходит ровно противоположным образом. Во‑первых, виноватыми в бедах основная масса населения считает не собственное правительство, а именно внешнюю силу, Запад, и внутренних врагов. Во‑вторых, стандартная реакция на неприятности — не публичное выражение недовольства, которое и физически опасно, и не меняет ничего в устройстве системы, а адаптация, поиск прагматических решений возникающих проблем. В практическом смысле визовые ограничения, если они окажутся неполными, конечно, снизят поток россиян, посещающих Европу, но увеличат масштабы «черного рынка» посредников в получении виз. Да, обычный россиянин, чувствующий себя русским европейцем, уже не попадет в соборы и музеи европейских столиц, зато никуда не денутся равнодушные путинисты, посещающие Европу или живущие в ней на разных основаниях — только потому, что они богаты.
А Путину и его политическому классу эти ограничения не повредят никак. Они для них не заметны. При этом Кремль станет и бенефициаром этой истории. Потому что визовые ограничения — способ увеличить число недоброжелателей Европы внутри российского населения. Путину не надо закрывать границы. За него эту часть работы, о которой он точно задумывался сам, сделают сами европейцы. Замечательный подарок режиму — закрыть дверь в мир для россиян извне.
Никто не отменял стокгольмский синдром — граждане стали сплачиваться вокруг Путина и отмечать «пользу» санкций для родной экономики уже начиная с 2014 года, а в случае дополнительной изоляции от Европы они сплотятся вокруг Кремля, который когда-то им был совсем не родным, еще основательнее. Многие из тех, кто еще сомневался в правоте Путина, в том числе исторической и этической правоте, сомневаться перестанут.
А вот потерпевшими и запертыми в стране окажутся именно прозападно и продемократически настроенные граждане России. И так-то западная бюрократия не очень обращала внимание на проблемы политзаключенных и тех журналистов, адвокатов, социологов, врачей, преподавателей, ученых, студентов, которые все еще сопротивляются режиму, а теперь они и вовсе останутся один на один с жестокой политической системой. Не следует забывать, что у этой системы два фронта — внешний, военный, и внутренний, репрессивный. Получается, что малоприятные русские туристы, которые не в состоянии и двух слов связать в странах пребывания, приравниваются визовыми ограничениями к продемократически настроенным россиянам. А как быть с теми, кто сидит в тюрьмах, кто продолжает бороться с режимом внутри России? А только родившиеся дети или дети школьного и студенческого возраста, они тоже несут ответственность за Путина? А призывники, убегающие от государства, в том числе потому, что они не хотят убивать...
Внутренний фронт не будет закрыт, когда закончится горячая фаза внешнего противостояния. Вот данные сайта «ОВД-инфо», которые, увы, меняются в сторону увеличения почти каждый день: по состоянию на 12 сентября 2025 года преследовались 3853 фигуранта политически мотивированных уголовных дел (только уголовных!); 1687 из них находились в местах лишения свободы. Эти люди сидят за Украину. За то, что они при этом — настоящие патриоты России, а не российского режима. Сидят потому, что их сжигал стыд за то, что делает российская власть. Как сжигал изнутри стыд за свое правительство советских диссидентов. Режим возвеличивает Сталина и уничтожает память о сталинских репрессиях — и перед этой внутренней войной едины все: и ссыльные поляки и литовцы, и раскулаченные, и репрессированные... Сибирь и Колыма — общая сторона баррикад. Сегодняшние российские диссиденты, правозащитники, адвокаты, журналисты — наследники по прямой тех, кого уничтожал сталинский режим, а затем преследовала позднесоветская система.
И снова: вина и ответственность
О, это неизбывный и неизбежный вопрос коллективной ответственности и коллективной вины! Яростные дискуссии сегодняшних россиян лишь слабый отголосок былой рефлексии лучших европейских умов на эту тему. И не только былой. Почему оскорбилась и раскололась польская нация, когда после книги Яна Томаша Гросса «Соседи», после журналистских расследований, после фильма Станислава Пасиковского «Колоски» и картины Павла Павликовского «Ида» начался разговор о характере ответственности поляков за массовые и жестокие еврейские погромы (и во время войны, и после нее, хотя евреев почти не осталось)? Потому что хотела оставаться в статусе жертвы, на стороне добра. Как и любая нация в схожих обстоятельствах. В пользу польского общества говорит и то обстоятельство, что в нем развернулась публичная дискуссия об этой самой ответственности. Это — зрелое общество, способное к рефлексии, самопознанию, ощущению вины и ее признанию.
Так значит ли это, что в свете доказанных фактов ВСЕ поляки должны нести ответственность за Холокост? Разумеется, нет. Как и ВСЕ литовцы после тех фактов, которые изложила в книге «Свои» Рута Ванагайте? Фактов, с которыми не спорят, но от которых многие отворачиваются. Нет. Потому что вина — индивидуальна. Потому что это не только моральное, но и юридическое понятие. Если виноваты все, то не виноват никто, писала Ханна Арендт.
Ответственность, она же, по Карлу Ясперсу, «метафизическая вина» — это другое. Это то, что должно сжигать изнутри. Если не сжигает — имеет место сделка с совестью, уход в «позу зародыша»: ничего не знал и не знаю, знать не хочу, не трогайте меня. Это инфантильное поведение. Но оно свойственно огромным массам взрослых людей. Именно массам, потому что уход от ответственности — это феномен не только индивидуальной, но и массовой психологии.
Коллективная ответственность — то, о чем писали Томас, Генрих и Клаус Манны, с чем разбирался Карл Ясперс. Эту проблему не решить «наказанием» в виде отмены выдачи шенгенских виз. Это Ад дантовского извода, это то, с чем нации придется разбираться самой. И чего, надо признать, существенная ее часть избегает. Это-то и раздражает европейских чиновников и политический класс.
Европейская Россия
На возможное решение ЕС давит история: страх перед российской экспансией, груз 1939 года, 1940‑го, послевоенных лет установления советизированных режимов в Восточной Европе. Это исторически обусловленное ощущение постоянных угроз. Но закрытая Европа самим фактом изоляции ухудшит политические нравы в России и эти угрозы в долгосрочной перспективе лишь усугубит. Открытая Европа всегда их смягчала. Если Запад хочет иметь сторону для переговоров и человеческих обменов после Путина, если он хочет мирную и нормальную Россию — нужно оставлять окна для контактов. Прежде всего с молодыми людьми. Не случайно Кремль изо всех сил борется с качественным образованием — средним и высшим. Чтобы после Путина на территории России не было интеллектуальной и моральной пустыни, Евросоюз должен быть открыт прежде всего для молодых россиян.
Европа в последние десятилетия советской власти была образцом той жизни, к которой следует стремиться. В некотором смысле и сегодня европейская ответственность — увлекать своим примером. Просвещать и образовывать, сохранять остатки европейской России — через людей, не отталкивая, а привлекая их. Европа — в людях, которых не следует запирать. Которым следует показывать: все, что говорят начальство и телевизор о Западе — вранье от начала и до конца.
Да, Европе трудно себя упрекнуть: она дала России все, что могла — от открытых границ и образования до прямых инвестиций и технологий. Но изолированная от России Европа — тоже не полная. Если Россия не вернется в Европу, она станет источником постоянной угрозы Западу. Есть еще шанс не потерять людей для будущего — русских европейцев.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».
© Фото: Е. Аверьянова/«Звезда», Shutterstock/FOTODOM.