#Темы

#Главное

#Комментарий

«Нам нужна демократическая республика с хорошим царем!»

07.03.2017 | Колоницкий Борис, историк, профессор Европейского университета, Санкт-Петербург | №6-7 (436) 06.03.17

В 1917 году иностранные дипломаты, находившиеся в России, передавали друг другу слова простого солдата: «Нам нужна демократическая республика с хорошим царем!» Высказывание рассматривалось как забавный оксюморон, подтверждающий экзотичность страны пребывания. Этот анекдот использовался и для оценочного суждения: русские не готовы к демократии.

Временное правительство было весьма уязвимо с точки зрения демократических принципов легитимации: у правительства не было демократического мандата, его никто не выбирал

Упоминания о подобных высказываниях солдат и крестьян можно встретить и в других источниках, однако вряд ли это всегда свидетельствует об их тяге к монархии. В некоторых случаях «царя» желали выбирать на несколько лет — «как избирают деревенских старост». Можно предположить, что авторы подобных высказываний желали установления президентской республики, однако они не владели словарем современной политики, чтобы описать новую, не привычную для них политическую реальность и свои политические идеалы.

Причины и следствия

Владеем ли мы, потомки неграмотных и полуграмотных солдат, языком, адекватно описывающим сложнейшую картину революции 1917 года?

Нередко задают одни и те же вопросы: почему закончилась неудачей буржуазно-демократическая революция, когда была пройдена точка невозврата, когда развитие России по демократическому пути стало невозможным, кто виноват в том, что Россия не стала демократическим государством? Авторы вопросов находятся в поле влияния историософской схемы, которая предполагает, что у революции есть свои «объективные» цели и задачи, которые выполняются или не выполняются.

Политическая манифестация на Невском проспекте в Петрограде, июнь 1917 года. Фото: Liszt Collection/East News

Разные участники Февральской революции преследовали разные цели. Кто-то хотел установления республики, кто-то предпочитал конституционную монархию, а кто-то думал о замене «слабого» царя эффективным правителем. Одни мечтали о скорейшем окончании войны, другие же полагали, что революция создаст условия для успешной борьбы с врагом. С надеждой встретили революцию и сторонники единой и неделимой России, и приверженцы идеи федеративного устройства страны, и сепаратисты, желавшие скорейшего отделения от империи. Для кого-то наиболее важными были социальные преобразования, для кого-то — права и свободы граждан. Вовсе не для всех установление демократии было приоритетной задачей.

Все же у демократии было много искренних сторонников, это находило отражение в законодательстве Временного правительства. Все основные участники политического процесса после Февраля выступали за установление республики. Революция декларировала демократические права и свободы, были проведены выборы в органы местного самоуправления, готовились выборы в Учредительное собрание. Лозунги демократии были очень популярны: даже солдаты, только начинавшие осваивать язык современной политики, знали термин «демократическая республика», хотя понимали его своеобразно.

Однако для реализации демократического проекта недостаточно иметь людей, готовых бороться с противниками демократии, и законодателей, принимающих соответствующие акты. Нужно, чтобы это законодательство эффективно применялось. И во власти, и за ее пределами должны солидарно действовать люди, обученные практикам демократии, способные управлять, реализовывать свои цели с помощью демократических процедур. И активисты демократии должны понимать демократию схожим образом.

Наши предки, которые были в среднем менее образованны и более агрессивны, чем мы, проявили довольно хорошие навыки самоорганизации в условиях революции, во многих отношениях они действовали даже более успешно, чем мы (убеждаюсь в этом всякий раз, посещая собрания товарищества собственников жилья и сходы садоводов). Опираясь на имевшиеся структуры гражданского общества, сторонники революции после падения монархии создавали комитеты общественной безопасности. В течение одного дня радикальные интеллигенты и рабочие активисты создали Петроградский совет, который был достаточно авторитетен, чтобы выступать в роли центра власти. Активисты украинского национального движения в Киеве в короткий срок создали Центральную раду, которая довольно быстро получила поддержку части украинских солдат.

Основанный в целях пропаганды Временным правительством женский «батальон смерти» Марии Бочкаревой, июнь 1917 года. Фото: Everett collection/East News

Организаторы этих структур использовали язык демократии, что способствовало ее популярности, однако их действия далеко не всегда способствовали утверждению общенационального демократического проекта.

Временное правительство состояло из людей, исповедующих либеральные и (или) демократические взгляды. Однако оно было весьма уязвимо с точки зрения демократических принципов легитимации: у правительства не было демократического мандата, его никто не выбирал. Правда, на выборах в местные органы власти летом 1917 года убедительную победу одержала партия социалистов-революционеров (эсеры), а ее представители входили в правительство. Но не они определяли политику, и многие члены этой партии критиковали эту власть. Можно предположить, что если бы эсеры взяли на себя ответственность по формированию правительства, то база поддержки власти была бы более широкой. Однако о развитии такого сценария революции можно только гадать.

Демократия «от противного»

Сказывалось и разное понимание феномена демократии. Исторически «демократия» нередко противопоставлялась «монархии», противопоставлялась и противопоставляется «диктатуре». Между тем источники 1917 года свидетельствуют о том, что тогда использовалось противопоставление «демократия» — «буржуазия», такую трактовку термина можно встретить в различных «политических словарях», которые знакомили политизирующиеся массы с языком современной политики. О распространенности подобной трактовки свидетельствует и то, что ее использовали и «буржуазные» газеты, и иностранные дипломаты, анализирующие ситуацию в России. Хотя Февраль 1917 года называли (и называют) революцией «буржуазной», «буржуазно-демократической», социалистическая политическая культура обладала в ней почти полной гегемонией. Это создавало благоприятные возможности для радикальных социалистов, прежде всего для большевиков, которые использовали язык демократии для борьбы с «буржуазией».

Между тем Россия в 1917 году стремилась стать не просто демократической страной, но и самой передовой демократией мира — подобные заявления можно встретить в речах Александра Керенского, наиболее популярного лидера Февраля. Это проявлялось и в законодательстве Временного правительства. Так, в выборах в Учредительное собрание участвовали мужчины и женщины, достигшие 20 лет, а военнослужащие могли голосовать с 18 лет. Большинство стран, имевших традицию демократического управления, ввели столь широкое избирательное право значительно позже. Российский демократический эксперимент представлял собою своеобразный «большой скачок».

И современники, и историки задним числом преувеличили значение Октября и роль Ленина: еще до того, как пало Временное правительство, гражданская война стала фактически неизбежной

Важной чертой общественно-политической жизни был и демократический утопизм. Демократия считалась универсальным средством решения чуть ли не всех проблем. «Демократизировать» стремились все — школу и театр, церковь и вооруженные силы. Разумеется, многие эти эксперименты, начатые с большим энтузиазмом, закончились неудачей, что дискредитировало идею демократии. Но и там, где демократия, казалось бы, должна была работать, деятельность демократов вызывала разочарование. Умеренные социалисты, победившие на выборах в местные органы власти, большими успехами похвастаться не могли: сказалось и ухудшение экономической и социальной ситуации, и отсутствие практического опыта у новых администраторов. Демократия не могла предъявить убедительных свидетельств своей эффективности, поэтому первоначальный энтузиазм многих ее сторонников сменился разочарованием. Это проявлялось и в радикализации части активистов революции, и в нарастании аполитичности многих граждан новой России.

Из войны в войну

Как видим, даже многие действия искренних демократов создавали проблемы для демократического развития. Неудачу демократического эксперимента нельзя объяснить только действиями разномастных противников демократии.

Но и сама природа революции объективно затрудняла утверждение демократии. Революция ликвидировала монополию власти на использование насилия и на законотворчество. Выстраивать демократические институты в таких условиях было необычайно сложно.

К тому же для многих людей, страдавших от продолжавшейся войны, расстройства продовольственного снабжения, топливного кризиса и роста преступности, демократия не стала главным приоритетом. После «дела Корнилова» страна начала скатываться к гражданской войне. И современники, и историки задним числом преувеличили значение Октября и роль Ленина: еще до того как пало Временное правительство, гражданская война стала фактически неизбежной.

Разумеется, большевики и их союзники не боялись гражданской войны. Однако вряд ли неудачи демократии в революционной России следует объяснять только деятельностью радикальных социалистов. К этому времени соглашение между умеренными социалистами, с одной стороны, и либералами, прогрессивными предпринимателями и авторитетными генералами, с другой, было уже настолько слабым, что предотвратить соскальзывание к гражданской войне они не могли (а порой и не хотели).

А гражданская война — не лучшая среда для утверждения демократии.


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.