28 августа глава самопровозглашенной ДНР в интервью государственному каналу «Россия 24» признал, что на востоке Украины воюют российские военные. Во сколько это обойдется налогоплательщикам, анализировал экономический обозреватель The New Times
Как это часто бывает, чтобы дать ответ, сначала нужно договориться об определениях. В данном случае, под «войной» я понимаю те боевые действия, которые ведут российские граждане (военнослужащие по приказу, военнослужащие в отпусках, заблудившиеся десантники, военнослужащие в отставке, прочие любители острых ощущений) на территории соседнего государства, которое весь мир признает Украиной (ведь даже Россия не осмелилась признать самопровозглашенные республики в Донецке и Луганске независимыми государствами). Часть этих российских граждан находится непосредственно на территории Украины, участвует в боевых действиях или помогает их планировать и руководит ими. Часть — на территории России в Ростовской области, откуда ведется артиллерийский огонь, или, может быть, в Москве, где планируются боевые операции. Все это в современном политическом жаргоне получило название «гибридная война».
Цена такой войны для России состоит из двух частей: прямой и косвенной. К прямой относятся, например, расходы на выплату зарплат воюющим, на их снабжение (продовольствием, боеприпасами, горючим). И я не склонен считать, что эта составляющая очень велика. Пока боевые действия крайне ограничены в масштабах и в них вовлечены, по разным оценкам, от 12 до 15 тыс, человек на стороне самопровозглашенных республик. Даже если предположить, что среди них нет ни одного идеалиста, и все они воюют только за деньги, то даже тогда расходы на их зарплату не очень велики. Понятно, что точные данные получить сложно (в СМИ проходила цифра — 10 тыс. руб. в день), но если воспользоваться, например, данными о зарплате солдат французского Иностранного легиона, то можно предположить, что в среднем один человек, участвующий в боевых действиях, обходится в среднем в 100 тыс. рублей в месяц — офицеры получают существенно больше, но их мало, рядовые солдаты — существенно меньше, но их много. При такой гипотезе (никаких налогов, социальных взносов, откатов и распилов, включая сюда компенсации семьям погибших и раненых) получается 15 млрд. рублей в месяц. Для сравнения: расходы на «национальную оборону» в федеральном бюджете на 2014 год составляют 2472 млрд. руб, т.е., если приведенная оценка верна, то в годовом выражении речь идет примерно о 2,5 % военного бюджета России. Много? Да. Но, думается, у Минобороны есть и резервы, и «спонсоры».
С оценкой затрат на вооружение, боеприпасы и амуницию дело обстоит еще проще. Все это берется со складов, где запасы устаревшего (для войны, например, с США или НАТО) вооружения настолько велики, что для Минобороны может выйти даже экономия расходов за счет издержек на хранение этого старья. В теории, Росстат должен учитывать сокращение запасов вооружений в качестве вычета из ВВП (как сокращение любых других запасов). Но кто разрешит Росстату, во-первых, получить такие данные, и, во-вторых, уменьшить за счет этого ВВП? Транспортные расходы, горючее, продовольствие вполне растворяются в бюджете российского военного ведомства в статьях на маневры, на непредвиденные расходы и т.д.
Косвенные расходы на войну оценить гораздо сложнее. Ну, как можно доказать, например, что из-за этой войны Россия потеряла 1 % ВВП? Или кто готов оценить, во что обошлось экономике России падение курса рубля почти на 2 % и падение фондового рынка почти на 4 % в тот день, когда стало известно о захвате ополченцами и «российскими добровольцами» Новоазовска? И во сколько России обойдется новый виток санкций?
Косвенные расходы на войну гораздо больше прямых и растянуты во времени. Даже, если боевые действия на территории Украины закончатся через месяц, то вряд ли через месяц будут отменены и санкции. И даже, если, например, запрет на предоставление новых займов российским госбанкам и госкомпаниям будет отменен, это не означает, что прямо завтра они смогут привлечь новые займы, да и процентные ставки (как плата за риск) могут не снижаться еще пару лет.
А кто готов доказать, что сокращение инвестиций в России в текущем году на 20 %/40 %/60 % не связано с политическим фактором? А, по статистике 2000-х годов, 2 % роста инвестиций в России выливаются в 1 % роста ВВП. А кто готов пообещать, что российский и международный бизнес снизит свою оценку политических рисков в России на следующий день после окончания войны в Украине и возобновит инвестиции? А как можно экономически оценить то искажение мозгов у значительной части российского населения, которое считает, что «крымнаш»? Или усилия по замещению запрещенных в России продовольственных товаров или лекарств? И сколько средств/ресурсов потребуется для производства всех тех комплектующих, которые закупаются и для авиации, и для космонавтики, и для нефтяников? Психология «по щучьему велению» будет ломать трудовую дисциплину, будет толкать власти в стороны самоизоляции экономики, которая всегда и везде оборачивается, если не спадом, то отставанием от своих конкурентов.
Одним словом, оценить цену войны для России невозможно, но следует признать, что в нынешних экономических реалиях она может оказаться той соломинкой, которая переломит хребет верблюда.