#Протест

#Только на сайте

«Пусть это опасно, сколько проживу — столько проживу»

30.03.2015 | Кирилл Михайлов | 10 (361), 30 марта 2015

Марк Гальперин и Владимир Ионов — первые гражданские активисты, которые по новой уголовной статье (ст. 212.1) могут попасть за решетку за неоднократные нарушения на митингах — раньше за это грозило только административное наказание (от штрафов до 30 суток ИВС), теперь — до 5 лет колонии.
23 марта в уголовном деле 46-летнего маркетолога Гальперина появился новый эпизод — одиночный пикет, а задержанный вместе с ним 75-летний пенсионер, в прошлом продавец книг Владимир Ионов был госпитализирован из здания суда. Что заставляет их выходить на акции протеста даже под угрозой тюремного срока — выяснял The New Times
10-490.jpg
Вы рискуете получить пять лет. Что вами движет?

Гальперин: Я понимаю, что меня могут посадить, могут покалечить или убить. Пусть власть делает со мной все, что хочет, я себе разрешил все. Есть вещи, которые дороже чем семья и жизнь, — честность и справедливость. Поэтому я создаю движение за смену власти, пока оно очень малочисленное — это несколько человек. То есть я хочу сменить власть путем мирной демократической революции и выгнать бандитов из Кремля, а если они будут сопротивляться, я все равно буду делать то, что задумал.

Ионов: Наверное, для меня Пушкин написал: «Пока свободою горим,/ Пока сердца для чести живы,/ Мой друг, отчизне посвятим/ Души прекрасные порывы!» Он хоть и Чаадаеву написал эти стихи, но он и Немцову написал, и вообще многим написал, но не большинству.

Кроме того, я просто элементарно люблю себя. Я знаю, что у нас рулит человек, у которого одно из первых громких заявлений было — «мочить». Он обучен этому и другого ничего не знает. Люди, которые себя любят, должны позаботиться о своей безопасности сами, потому что государство сейчас этого не делает.

Зона

Вы боитесь тюрьмы?

Гальперин: Нет, не боюсь, потому что уже несколько лет, как я разрешил себе сесть в тюрьму. Но я не супермен, я многого боюсь, например — полицейских. Но надо идти вперед и действовать, чтобы победить страх. Лет пять назад я боялся поставить лайк под оппозиционным постом, потому что знал, что человека можно вычислить по IP-адресу. Потом я сказал себе, что больше не могу молчать, и записался в демократическое движение «Солидарность», участвовал в санкционированных акциях и митингах, проводил опросы общественного мнения. Но при этом боялся выходить на Триумфальную площадь — не потому, что меня могли поколотить, боялся, что меня уволят с работы. Потом я разрешил себе и это — пусть увольняют с работы, и стал ходить на Триумфалку.

В декабре 2011 года меня арестовали на четверо суток за участие в несанкционированном марше с Чистых прудов к Центризбиркому. Когда я пришел на работу, директор вызвал меня к себе, сказал, что он связан с ФСБ, у него там есть друзья, и предложил выбор между работой и политической деятельностью, после чего я уволился. Это была его личная инициатива, а не какая-то «просьба сверху». Причем я работал в американской телекоммуникационной компании, которая продает оборудование связи, я был маркетологом и продавцом этого оборудования. Директор уволил меня задним числом, то есть ноябрем, а не декабрем, когда я был арестован и когда состоялся этот разговор. В общем, подленько так поступил, но я не собираюсь ему мстить, у меня другая цель.

Ионов: К тюрьме я готов, но, вообще, я несмелый человек — всю жизнь проходил боком, всю жизнь валял дурака по сравнению с тем, как другие люди серьезно работали, учились, серьезно относились к жизни и к семье. Я слишком долго был за папой и за мамой. Еще в детстве я очень часто слышал от взрослых: «Как живешь?» «Вперед не забегаю и сзади не отстаю, мое дело маленькое». Но мои родители никогда так не говорили, хотя они были простые инженеры.

С несправедливостью я столкнулся в позднее брежневское время, когда мне уже было за сорок. Я развелся с женой, оставил ей и двум детям кооперативную квартиру, и выяснилось, что мне негде жить. Я пришел к чиновникам и попросил дать мне возможность купить кооператив, но мне посоветовали судиться с бывшей женой из-за жилплощади. Выбор был — или семью «послать», или советскую власть. Я выбрал последнее и начал ходить по инстанциям и писать жалобы, что советская власть — режим бездарностей и насильников. Дальше больше — когда в 1983 году над Сахалином сбили корейский Боинг, я рассказывал об этом людям на улице. В итоге я на 11 суток попал в 15-ю психушку на Каширке. Там в основном были алкоголики, но был и один человек, который написал поэму против Брежнева. Меня поставили на психиатрический учет. Позже мне где-то попалась цифра, что в СССР таким образом на психиатрический учет было поставлено около 800 тыс. человек. Как вот теперь мы с Марком Гальпериным тоже «попали на учет» (смеется). Мама моя говорила: «Ты да Сахаров, ну что ты один сделаешь?» А отец про советскую власть не говорил ничего, просто молчал.
10-cit-01.jpg
Семья

Как ваши близкие относятся к тому, что вы делаете?

Гальперин: У меня две семьи, в одной я развелся. Старшей девочке 12 лет, есть еще совсем маленькие дети. Жены позаботятся о них, если я попаду в тюрьму. Они не очень довольны тем, что происходит, но понимают, что давить на меня бесполезно. Мои бывшая и нынешняя жены абсолютно аполитичны, хотя и видят, что в стране происходит безобразие, ходят в те же самые детские сады, школы, поликлиники, со всем сталкиваются, не на Марсе живут. Но тем не менее выражают общую точку зрения — надо потерпеть, надо приспособиться и так далее.

Сейчас я безработный и не могу содержать своих детей, но я считаю, что есть вещи, которые выше благополучия. Работу в последний раз я потерял потому, что в кризис компания не может позволить себе содержать человека, который регулярно оказывается за решеткой. Отсидев с 16 января месяц в спецприемнике, я сам пришел к руководству, оформив отпуск за свой счет еще в суде, поговорил и мы полюбовно разошлись.

Старшая дочка знает, что я попадал за решетку, она умная девочка и все понимает. Она знает, что я в протестном движении, но я ни в коем случае не агитирую, дети должны быть вне политики. Когда вырастет, тогда сама будет решать, как ей жить.

Мои родители меня поддерживают, они, конечно же, видят все безобразия, которые творятся в стране, но они говорят: «остановись, хватит, тебя посадят в тюрьму». Им уже под 80, у них плохое здоровье. Естественно, что все эти действия власти сокращают время их жизни, они могут в любой момент умереть. Но как бы меня родители не останавливали, я все равно иду вперед, потому что понимаю, что это мой выбор.

Ионов: Родные меня как раз понимают, вот жена моя, которая недавно умерла… Меня часто спрашивают, не боюсь ли я. Вокруг много страха, и государство держится на страхе, значит — надо выходить, а то что это за государство такое.
10-cit-02.jpg
«Россия вспрянет ото сна»

Чего вы ждете от будущего?

Гальперин: Время ускоряется, сама власть сейчас раскручивает маховик собственной смерти. Я думаю, что перемены мы увидим в обозримом будущем — революцию или восстание. Худший вариант для России — это операция «преемник», если вместо Путина назначат Шойгу или Иванова, или вообще неизвестного человека. Тогда мы еще лет на пять погрузимся в пучину разграбления страны по-новой. Я хочу, чтобы этого не произошло, чтобы Путин досидел до смены власти, чтобы его лично и все его окружение выкинули из Кремля и посадили в тюрьму.

Ионов: Вообще, я оптимист: все будет правильно и хорошо, вопрос — как это произойдет и насколько быстро. Люди уже другие, хотя сейчас много обманутых. Я вам приведу пример: когда умер Брежнев, несколько дней всюду звучала траурная музыка, и хотя я уже был на ножах с советской власть, когда нас на работе собрали на траурный митинг, у меня на глаза навернулись слезы. Так что, обмануть человека несложно. «Люди сейчас боятся беспредела, вот есть эта власть, значит, пусть она и будет: «84 % поддерживают Путина, значит, и я туда же».

Вы выступаете за мирный протест?

Гальперин: Да, и не потому, что я какой-то миролюбивый человек. Если власть будет меняться на штыках, мы получим очередную диктатуру. Когда я говорю о революции, я говорю о мирной, бархатной революции, как было в 1991 году в России, как было в Грузии, как было на Украине. Везде люди выходили на улицу и отправляли власть в отставку.

Как пишет в своей книге «Черный лебедь»* * Книга американского экономиста и мыслителя вышла в 2007 году, в которой изложена теория аномальных, редких событий, имеющих значительные или катастрофические последствия. Люди не умеют прогнозировать эти события, хотя постфактум им находится. рациональное объяснение. Нассим Талеб, нужно взять точку экстремума (или критическую точку, слабое место) и воздействовать на нее. Сейчас такая точка — это смена власти. «Большая часть несогласных ходит на марши с шариками и критикует власть, но этим ничего не добьешься. Действовать надо там, где работает очень мало людей, но их работа может привести к колоссальному возмущению».

Ионов: Конечно, только мирный протест. Уже две тысячи лет, как сказано: не уподобляйтесь насильникам, подставляйте другую щеку. Перемены должны быть только мирными, иначе мы без конца будем друг другу сдачи давать.

Что вы будете делать дальше?

Гальперин: Я получаю кайф от того, что я делаю то, что хочу. Пусть это опасно, сколько проживу — столько проживу. Это прекрасный наркотик. Можно терпеть, заниматься своей семьей, хобби и так далее. Но когда будешь умирать, что ты себе скажешь? Вырастил детей, денег заработал? Молодец. Что-то значительное можно сделать за пределами этого круга. Если быть смелее и позволить себе больше, то получишь новое качество жизни. Поехать на шашлыки — это замечательно, а попытаться пробить порочную стену — опасно, со стены на тебя может что-то упасть.

Ионов: Я хочу продолжать выходить на улицу с плакатами. Последний плакат, который у меня изъяли: «У Путина кругом враги, у нас — долги». Конечно, люди в штатском звереют, когда появляется плакат с упоминанием Путина. Эти провокаторы подходят, встают рядом, превращая одиночный пикет в «массовую акцию». При этом до их появления полиция нас не трогает. Я уже понял, что нужно работать полчаса и сворачиваться — провокаторам нужно именно столько времени, чтобы собраться и прибыть на место, особенно их Манежка беспокоит.

Я верю и не сомневаюсь, что нынешний режим кончится, хотя боюсь, что дело может дойти до кровопролития — слишком много у нас отморозков.








×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.