Новый Путин

«Прямая линия» была явно ориентирована на экспорт. Как специальные улучшенные «Жигули» советского времени. Путин разговаривал не столько с Россией, сколько с Западом (США, Евросоюз) и Украиной. Точнее, народом Украины. Которому он хотел объяснить: «Идите ко мне, бандерлоги» (c). Под моей властью вам будет гораздо лучше и легче, чем при вашей незрелой, беспокойной и бесперспективной независимости. Западу же было сказано: глобальная политическая инициатива сейчас принадлежит мне, давайте исходить из этого, потому что другого ныне не дано.

Собственно, экспортным характером «Прямой линии» объясняется и антураж мероприятия. В зале не было оголтелых пропагандистов «Русской весны» типа, например, Александра Проханова или Сергея Кургиняна. Оказался, правда, Дмитрий Киселев, но он ради государя попал под европейские санкции, и не пригласить его было уж никак нельзя. В целом же оголтелой патриотической истерики не наблюдалось. Видные деятели искусств — от Юрия Башмета до Карена Шахназарова — призваны были показать, что новейший курс поддерживают культурные сливки общества, а не только одно сплошное провинциальное быдло, как думают некоторые. Присутствие же Ирины Хакамады и Ирины Прохоровой, номинальных критиков Кремля, которым даже было позволено задать мягкие вопросы, подчеркивало: путинская Россия — это не так страшно, как может показаться по российскому же телевизору. А сам Путин, как ни крути и как положено подлинно здешнему правителю, — единственный европеец в стране.

Своему же народу Путин отдал лишь крохи с барского прямолинейного стола. Щедрых индивидуальных подарков на этот раз не раздавали. Инвалиду-колясочнику, пятнадцать лет ждущему квартиру, президент рассказал про ответственность власти разных уровней. Шутка про дорогого россиянина, которому не нужна машина, ибо у него нет дороги, вообще прозвучала откровенно неполиткорректно. В жанре «извините, вырвалось».

Мы как-то не заметили, но в России явно сменился президент. На смену ветхому Путину модели 2000 года пришел новый, 2013–2014 года выпуска. Тот, первозданный Путин пришел к власти как гарант элитной конвенции 1990-х годов. Его главной задачей было — прикрыть элиты от ненавидящего их народа. Объяснив народу, что мы движемся в правильном направлении, потому не надо задавать излишних вопросов о реприватизации, повальной расправе над олигархами и т. п. Жизненно важные интересы элит, сформировавшихся в целом еще в период с 1993 по 1999 год — с поправкой на пришествие путинского поколения уже в нулевые, — он считал своими и защищал их в полной мере. Вполне конвенционально он вел себя и в международном масштабе. Первозданный Путин был западник, хотя в популистских целях и вдававшийся нередко в антизападную риторику. Он не скрывал, что хотел бы и мог бы привести Россию в НАТО. Первым выразил соболезнования Америке по поводу терактов 11 сентября 2001-го. Добился досрочного погашения Россией внешнего долга, хотя даже правительство Михаила Касьянова было против. (Кто в современном мире гасит долги, да еще досрочно?!) Вывел военные базы из Грузии (Батуми, Ахалкалаки). Несколько даже трогательно произнес речь в бундесрате по-немецки, чтобы снискать дополнительную благосклонность многоуважаемой аудитории. Оголтело дружил с Герхардом Шрёдером и Жаком Шираком. И так далее. Долгие годы Путин был скорее европейским обывателем на русском троне, чем помазанником Божиим, — по сути и по самоощущению.

Есть только сам Путин и история, в которую он входит семимильными шагами

Нынешний Путин — совсем иной. Он (г-жа Хакамада, которую многие, но не я, критикуют за эту констатацию) действительно ощутил себя Победителем. С большой буквы. А поскольку удел победителя — одиночество, это ощущение настигло В.В. в полном объеме. Нет никого. Кроме него самого и обеспечивающего его легитимность народа, копошащегося где-то на дне реальности. Нет элит — он слишком долго и бескорыстно гарантировал их интересы, чтобы теперь оглядываться на то, кто попадет под западные санкции, а кто нет. Нет Запада, который столько лет пытался, сообразно путинской логике, российского правителя унизить и обмануть — теперь евроатлантический мир из объекта особого уважения превратился в партер, призванный внимать кремлевской звезде. Есть только сам Путин и история, в которую он входит семимильными шагами. Все, что меньше истории, уже не очень интересует. Тем более, сделав себя галерным рабом, заложником трудновыносимых президентских обязанностей, Путин, похоже, в какой-то момент смирился с отказом от простых человеческих радостей, банального желания пожить для себя. Смирился, но не простил человечеству этого добровольно-принудительного отказа.

В этом смысле над «Прямой линией» витал немного сталинский дух. Не в смысле готовности к массовым репрессиям — репрессии не нужны прагматически, все и так нормально, — а в плане самоощущения великого диктатора. Весьма примечательно рассуждение о русских, которым на миру и смерть красна. В переводе с путинского это означает: если я прикажу, мой народ умрет за меня. И не спросит, отчего пора умирать. Это своего рода ремейк знаменитого сталинского тоста за терпение русского народа, произнесенного на кремлевском приеме 24 мая 1945 года.

Прежде на «Прямых линиях» и схожих мероприятиях было заметно, насколько Путин тяготится публичностью, скрыто нервничает, ожидает какого-то подвоха, несмотря на очевидную отлаженность системы «вопрос — ответ». Сейчас это все ушло. Хозяин Кремля знает, что на него нет никакой человеческой управы. Ни внутри страны, ни за ее пределами. «Кто превзойдёт меня? кто будет равен мне? Деянья всех людей — как тень в безумном сне… И вот стою один, величьем упоён», как говорил у Валерия Брюсова ассирийский царь Ассаргадон.

Еще Путин ясно дал понять, что его важнейший движущий мотив на сегодня — обида на Запад. Жажда мести Западу.

Он делал все, что от него хотели, а его за человека не считали. Путин прямо сказал: доверие окончательно рухнуло после драмы в Ливии (2011 г.). Когда Россия не выступила в Совбезе ООН против режима зоны, закрытой для полетов, рассчитывая, что Запад умиротворит страну. Вместо этого, как склонен полагать В.В., был учинен форменный беспредел, включавший расправу над Муаммаром Каддафи с особым цинизмом.

Еще важная деталь — Эдвард Сноуден. Не случайно ему, вроде бы лежащему на информационном дне беглецу, позволено было задать вождю откровенно дурацкий (здесь прав сенатор Дж. Маккейн) вопрос о том, контролирует ли Россия в массовом порядке всевозможные человеческие переговоры. Судя по всему, подтверждается версия, согласно которой г-н Сноуден действительно глубоко перепахал г-на Путина, доведя в 2013 году до сведения последнего, что США слушают все, включая частные и деликатные переговоры самого российского президента. Недаром Путин вспомнил про микрофон, с помощью которого экс-премьер Дании, а ныне уходящий генсек НАТО Андерс Фог Расмуссен записал какую-то их частную беседу. И то ли в шутку, то ли всерьез (грань здесь тонка) порассуждал о европейских политиках, которые даже дома вынуждены говорить шепотом, ибо американский спутник их тотально записывает. Уже ясно, что «дело Сноудена» нанесло российскому президенту серьезную психотравму, сыгравшую не последнюю роль в фундаментальной путинской трансформации.

Итак, вероломному Западу надо отомстить. Пока что поле мести — Украина. Путин уже не скрывает, что свободному волеизъявлению народа Крыма премного поспособствовал спецназ ГРУ Генштаба ВС РФ. Которого на Востоке и Юге Украины как будто пока нет. Впрочем, пока я писал этот текст, выяснилось, что и там гэрэушники перестали скрываться: они уже позируют перед фотокамерами, дезавуируя формальные уверения Верховного главнокомандующего. Так что уже скоро может выясниться, что Юго-Восточная Украина видит себя скорее частью России, чем в нынешнем статусе. На «Прямой линии» великий диктатор внятно обозначил свои претензии на Новороссию — русскоязычные области нынешней Украины, которые, по его версии, большевики непонятно зачем отторгли от России в 1920-е. Вопрос лишь в том, как Путин получит контроль над Новороссией. Вариантов три: а) через федерализацию Украины и расстановку в шести-восьми областях своих, полностью управляемых руководящих кадров; б) создание буферных квазигосударств типа «Донецкой республики»; в) аннексию по крымскому сценарию. Умильные женевские договоренности, подписанные прямо в день путинского бенефиса, не должны, на мой взгляд, никого обманывать: с их помощью В.В. банально выиграл время, разрядив на несколько дней обстановку, а заодно сделал вид, что тема Крыма осталась за скобками — «следствие закончено, забудьте». Здесь же, кстати, надо вспомнить и официальное признание Приднестровья, на которое Москва, весьма вероятно, может пойти уже в скором будущем.

Мы станем первой и последней страной четвертого мира

Но и на том В.В. вряд ли остановится. Чтобы отвлечь терпеливый народ свой от нарастающего экономического коллапса — правительственный прогноз экономического роста уже упал до 0%, что же будет на самом деле, особенно с учетом необходимости вкладывать громадные средства в присоединяемые территории! — важны постоянные внешние победы, консолидирующие нацию, для которой на миру и смерть красна. Путин обрек себя логике велосипедиста: надо постоянно крутить педали, иначе упадешь. Он должен идти дальше, дальше, дальше. Почему бы не признать независимость Нагорного Карабаха — тем более что влиятельные армянские диаспоры в разных странах мира, включая США, Канаду и Францию, с этого момента станут яростно пропутинскими? А не рассмотреть ли совершенно мирный, исключительно политическими методами захват власти в Латвии, где 35% жителей считают родным языком русский?

Россия тем самым обрекает себя на изоляцию от евроатлантического мира, новые санкции и все такое прочее. Но царя Ассаргадона это уже не волнует. Как не должно беспокоить и большинство населения страны, где 83% граждан не имеют загранпаспортов, а 70% никогда не отдыхали за границей (включая ближнее зарубежье).

Тактических выводов из всего этого может быть много, но стратегический — один. Россия собирается превратиться в медвежий угол мира, недоступный европейским солнечным лучам. Очень большой, но медвежий. Петровское окно в Европу захлопывается перед лицом глобального сквозняка. Главный закон медвежьего угла — тайга, а прокурор, соответственно, медведь. Мы станем первой и последней страной четвертого мира. На фасаде которого кривыми золотыми буквами будет прибито любимое путинское: «русский мир».

Мы еще в это не верим, это все кажется нам фантастикой. Но Путину, который вершит наши судьбы, это фантастикой уже не очень кажется. Чем скорее мы это поймем, тем лучше будет для всех.