Презумпция обвиненности

Не прошло и двух тысячелетий, а выходцы из прокуратуры нашли ответ на знаменитый вопрос прокуратора Понтия Пилата: «Что есть истина?» Если верить законопроекту, выношенному в недрах Следственного комитета РФ, истина — это когда суд восполняет огрехи следствия, а при особо вопиющих пороках уголовного дела возвращает его прокурору для производства дополнительного расследования.

В пояснительной записке презумпция невиновности называется «фикцией» и утверждается, будто принцип состязательности противоречит «традиционному российскому уголовному процессу». Известно, что наша прокуратура (а значит, и отколовшийся от нее СК РФ) возводит свою родословную к временам Петра I и видит в его денщике, а потом генерал-прокуроре Павле Ягужинском своего родоначальника. Действительно, в XVIII веке в Тайной канцелярии, как и в Преображенском приказе, не покладая рук искали истину. Она была «объективная», то есть подлинная и подноготная, ибо добывалась в застенке под «длинником» (кнутом) и исторгалась иголками, которые заколачивали под ногти. При Советской власти, когда закон требовал «всестороннего, полного и объективного» исследования всех обстоятельств дела, тоже практиковали допросы с пристрастием и посмеивались над презумпцией невиновности. Сегодня Россия терпит поражение за поражением в Европейском суде, который постоянно признает нарушение нашими «правоохранителями» положений статей 3 (запрет пыток) и 6 (требование справедливого рассмотрения дел) Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Не только привычные истязания подозреваемых, но даже проезд в суд в автозаке и многочасовое ожидание суда в «боксике» без горячей пищи и элементарных удобств страсбургские судьи считают разновидностями «бесчеловечного», жестокого и унизительного обращения.

В пояснительной записке к законопроекту презумпция невиновности называется «фикцией»

Настоящая традиция русского уголовного процесса не имеет ничего общего с абсолютизмом, диктатурой и мучительством под предлогом добывания «объективной истины». Она проистекает из Русской правды (XI век), находит свое завершение в Судебных уставах 1864 года. Краеугольные камни нашей традиции права, прерванной в 1917 году, — это презумпция невиновности, состязательность, суд с участием представителей народа, в котором предоставляются «каждому подсудимому всевозможные средства к оправданию» (ст. 612 Устава уголовного судопроизводства 1864 года).

В суде устанавливается не историческая истина («как оно было на самом деле»), а истина правовая: доказал ли прокурор обвинение так, чтобы у судей не осталось сомнений в виновности подсудимого. Сохранившиеся же сомнения должны быть истолкованы в пользу обвиняемого, и он в этом случае подлежит оправданию без всяких проволочек. Данное правило основано на простом соображении: истину знает Бог. Мы же не наблюдали деяния, приписанного подсудимому, и можем судить о правильности утверждений следователя и прокурора только по представленным доказательствам. Поскольку следствие и судебный процесс наносят обвиняемому тяжелую психологическую травму, порочат сами по себе его доброе имя, у органов уголовного преследования должен быть лишь один шанс доказать суду, что они ополчились на человека не зря: если дело шито белыми нитками, выносится оправдательный приговор. Только так можно научить силовиков качественному расследованию.

Авторы проекта умалчивают о важном факте: более 60% приговоров у нас выносится в так называемом «особом порядке», когда наказание определяется без проверки доказательств и суд ограничивается согласием подсудимого с обвинением. Собираются ли они упразднить данную процедуру? Или полагают, что всякое признание — истина, ибо улучшает статистику правоохранительных органов? Впрочем, «признание — царица доказательств». В это верил Павел Ягужинский, так же думал Андрей Вышинский.

Реализация положений законопроекта не приведет к торжеству истины, но изгонит из нашего суда и без того прозябающие правду и милость.