#Родное

«Нас постараются лишить статуса»

13.08.2012 | Масюк Елена | № 23-24 (251) от 13 августа 2012 года

Адвокаты Pussy Riot — The New Times

«Нас постараются лишить статуса». Дело о хулиганстве в храме Христа Cпасителя стало политическим процессом — о том пишет вся мировая пресса. Ни война с Грузией, четвертая годовщина которой пришлась на тот же день, что и выступление Pussy Riot в суде, ни экспроприация ЮКОСа и откровенно заказной характер второго приговора Михаилу Ходорковскому, ни даже возвращение Путина в Кремль не стоило ему таких имиджевых потерь в общественном мнении цивилизованного мира, как этот процесс. Немалая в том заслуга защитников подсудимых. О пиаре, ошибках и угрозах и о том, почему они никогда не будут защищать Путина, адвокаты Pussy Riot рассказали The New Times

25-1.jpg

Сейчас многие обвиняют вас в том, что вы, все трое, на этих трех несчастных девочках из Pussy Riot зарабатываете себе имя и будущие адвокатские доходы: ведь если имя раскручено, то стоимость адвокатских услуг увеличивается.

Марк Фейгин: Безусловно, мы используем наш статус для того, чтобы придать и этому делу, и себе бÓльшее значение, информационное, паблисити и т.д. Но характер таких дел ничего другого и не предполагает: нельзя заниматься политической адвокатурой без активных публичных проявлений. В условиях, когда правосудия нет, по-другому помочь просто невозможно.

Виолетта Волкова: Изначально дело не предвещало такой шумихи. Главный пиарщик этого дела — сама власть.

Власть не простит

Марк, вы были депутатом Госдумы от партии «Демократический выбор России», были в «Солидарности», выступали на Болотной 10 декабря. Вы — политик?

Фейгин: Да. Но политик — это в России не профессия, требуется еще какое-то ремесло. Политической адвокатурой я занялся очень недавно, и то по просьбе одной из участниц Pussy Riot Нади Толоконниковой, моей приятельницы, потому что до этого я занимался в основном делами не совсем публичными.

Но выгодными, денежными?

Фейгин: Да. Но их больше нет, потому что я же сознавал, что как только ты получаешь известность как адвокат в такого рода делах, то та, другая сторона исчезает.

Виолетта, вы были успешным прокурором, потом занимались антирейдерскими делами, были обеспеченным человеком, и вдруг — политическая адвокатура. И, видимо, как и у Марка, дел, которые давали бы финансовую стабильность, больше нет?

Волкова: Абсолютно все коммерческие клиенты, которые у меня были, расторгли со мной соглашения с 1 августа. Последний расторгнувший соглашение клиент честно признался, что в связи с моей политической адвокатской деятельностью ему из определенных органов последовал совет беречь бизнес и отказаться от моих услуг как адвоката. Я думаю, что в дальнейшем абсолютно закономерно, абсолютно точно на этом поприще политической адвокатуры я и продолжу свою адвокатскую деятельность.

Но вы же понимаете, что власть вам не простит то, что вы сейчас делаете?

Фейгин: Не простит, не простит никогда.

Вы юристы, вы можете как-то себя обезопасить?

Волкова: Ну, это нереально — обезопасить. Что уголовный процесс против Удальцова, которого я защищаю (этот суд совершенно безобразно проходит в Ульяновске), что сегодняшний процесс Pussy Riot в Москве говорят о том, что, если государству надо тебя задавить, оно это сделает, несмотря ни на какие законы, ни на какие международные правовые нормы, несмотря на общественное мнение. Поэтому ждать милости от государства нам не приходится.

В интернете написано: «Николай Полозов: профессионально, надежно, успешно». Дело Pussy Riot, как вы думаете, будет для вас успешным?

Николай Полозов: Ведя дело, я в первую очередь думаю, естественно, о своих подзащитных, потому что, как правило, весь интерес адвокатов заключается, помимо какого-то честолюбия, в гонораре. Что касается дела Pussy Riot, то у наших подзащитных нет возможности оплачивать защиту.

Но существует все-таки Яндекс-кошелек, куда люди скидываются на защиту девочек.

Фейгин: К сегодняшнему дню собрано 380 тыс. рублей за пять месяцев. Эти деньги используются для ведения дела. У нас много людей по делу приезжает-уезжает, мы организуем какие-то акции, на них надо много денег плюс на открытки, плакаты, передачи девушкам, покупку книг для них, лекарства, прокладки… А это длится уже пять месяцев. Три человека — пять месяцев в СИЗО.

25-2.jpg

Виолетта Волкова, адвокат Екатерины Самуцевич

39 лет, окончила факультет правоведения Московской государственной юридической академии.
25-3.jpg

Николай Полозов, адвокат Марии Алехиной

32 года, выпускник факультета управления и права Государственного университета приборостроения и информатики.
25-4.jpg

Марк Фейгин, адвокат Надежды Толоконниковой

41 год, окончил юрфак Самарского госуниверситета, Институт бизнеса и делового администрирования Академии народного хозяйства при правительстве РФ, Дипломатическую академию.

Процесс

Виолетта, я видела вас на заседании по делу Pussy Riot, вы совершенно отчаянно выступаете, порой очень резко, спорите с судьей. Такое ощущение — не боитесь. Действительно не боитесь?

Волкова: А вы знаете, у меня такое ощущение, что это наше последнее дело, потому что после него нас постараются лишить статуса адвокатов. Что мы видим по этому делу: постоянные оскорбления со стороны государственного обвинителя, оскорбления со стороны самого суда, который позволяет себе совершенно недопустимые высказывания, нарушает судейскую этику — все говорит о том, что нас намеренно провоцируют. Судебный процесс, который должен быть символом правосудия и закона, потерял свой смысл, мы не видим судебного процесса в той форме, в которой он должен проходить. Мы видим попытки власти унизить адвокатов в глазах журналистов, которые сидят в зале суда. Это делается намеренно. Судья навязала нам абсолютно некорректный, унизительный процесс.

Раньше вам с таким приходилось сталкиваться?

Фейгин: Нет, такого точно не было.

Полозов: Никогда. Было разное, всякие процессы, и по политическим делам — я защищал Сергея Удальцова, Алексея Навального, Сергея Митрохина из «Яблока», рядовых активистов, которые не имеют громкого политического имени. Даже в этих судах, даже одиозная судья Боровкова…

Волкова: ...кажется прямо-таки символом правосудия…


Виолетта Волкова: Судебный процесс, который должен быть символом правосудия и закона, потерял свой смысл. Это делается намеренно. Судья навязала нам абсолютно некорректный, унизительный процесс


Полозов: Она не позволяла себе того, что позволяет себе Хамовнический суд. Мои разговоры прослушиваются, я замечаю «наружку» в некоторых поездках, машины за собой, то есть такой очень плотный колпак. Власти нас сковали кольцом своего надзора. Но я считаю, что то, чем я занимаюсь, чем занимаются мои коллеги, морально ставит нас гораздо выше наших преследователей.

Фейгин: Это произвол, разрешенный сверху.

На каком уровне разрешенный?

Фейгин: На самом высоком.

Там, где горит кремлевская звезда?

Фейгин: Ну, безусловно, Владимир Владимирович занимается делом Pussy Riot.

Нас подставили

Представители власти пытались с вами поговорить?

Полозов: У нас была история, когда была запущена кампания по письму интеллигенции в поддержку девушек и некоторые подписанты имели некие разговоры в администрации президента. И в какой-то момент действительно прозвучал звонок от одного из чиновников администрации, уровень достаточно высокий, чтобы верить, и это было накануне заседания Мосгорсуда, где должна была рассматриваться жалоба на продление ареста. Было заявлено, что ваш вопрос будет решен положительно, но вы намекните об этом ребятам.

«Ребятам» — это кому, прессе?

Полозов: Общественности — что такой контакт состоялся.

И вы намекнули?

Полозов: И я аккуратно намекнул в своем твиттере.

И обманули — ведь девушек так и не отпустили?

Полозов: Нас грязно подставили, показав, где, с их точки зрения, наше место в этом процессе.

Почему же вы им сначала поверили?

Полозов: На тот момент еще была надежда, что можно решить все неформальным путем, потому что неформальный путь у нас более активно используется, чем законные методы, и не было такого, чтобы нас просто кидали.

То есть это было условие, что вы накануне заявляете и только в таком случае их отпускают?

Полозов: Естественно, это звучало как такое требование, и я взял на себя эту ответственность.

Фейгин: Это наша ошибка.

Дети подзащитных

Сейчас вы оформляете детей ваших подзащитных на себя…

Фейгин: Это резервный вариант, если им будет угрожать опасность.

Вы, Марк, оформляете дочку Толоконниковой Геру?

Фейгин: В какой-то момент была угроза, что Петра Верзилова (муж Надежды Толоконниковой. — The New Times) тоже привлекут в качестве обвиняемого и изберут меру пресечения — содержание под стражей. Что тогда? В условиях ювенальной юстиции ребенка могут передать в приемную семью. Мы перестраховываемся в разных вещах, и в этом тоже.

А вы, Николай, оформляете сына Алехиной?

Полозов: Здесь ситуация несколько лучше, гражданский муж Марии Никита вполне самостоятельный человек, он не привлекался по этому делу даже в качестве свидетеля. По крайней мере у Филиппа, маленького сына Марии, есть отец.


Марк Фейгин: Есть несколько факторов, с которыми Путин не может справиться. Во-первых, мы видим на митингах молодежь, чего раньше не было. А во-вторых, сам Путин стареет


Фейгин: Но исключать ничего нельзя, потому что у них гражданский брак, в какой-то момент на Машу в СИЗО сильно давили, и была угроза, что после осуждения она может лишиться ребенка, в том числе из-за пожилого возраста ее матери.

А вы, Виолетта, насколько я знаю, сейчас оформляете детей Удальцова?

Волкова: Удальцовы, оба, привлекаются по уголовному делу 6 мая. Мы говорили с Сергеем, что если вдруг возникнет такая опасность, то при отсутствии других близких родственников ответственность придется на какое-то время взять на себя.

Твиттер-университеты

Как все начиналось?

Полозов: Я в твиттере высказывал довольно свободные мысли, критиковал действующую власть, описывал ситуации, когда невозможно нормально работать. Идет к тому, что вся работа адвоката вопреки ее изначальному смыслу превращается в курьерскую, инкассаторскую работу по доставке дензнаков от доверителя к судье, к прокурору, к следователю. Мне это внутренне всегда претило.

Вы не хотели быть курьером. А были?

Полозов: Нет, я никогда этим не занимался. В адвокатуре вел дела абсолютно честно, и если доверитель просил меня «порешать дела», я сразу объяснял свою позицию. В какой-то момент Виолетта Владимировна увидела меня в твиттере, почитала мои крамольные высказывания и предложила выйти подежурить возле митинга 5 декабря.

Волкова: Власти нужно, чтобы не было большого шума. Любой, даже разрешенный митинг для нее — как красная тряпка. Я представляла, что после митинга будут задержания, но не думала, что в таких масштабах, потому что задержанных было около 300 человек.

То есть на акции 31-го числа вы не ходили?

Волкова: Я вообще не знала, что есть такие акции. Я знала фамилию Навальный, но не знала, кто такой Яшин, никогда не слышала фамилию Удальцова. 10 декабря, когда мы попали на защиту Удальцова, совершенно не было понятно, кого мы едем защищать.

Такое ощущение, что вы смотрели Первый и второй каналы телевидения.

Волкова: Примерно так.

А потом вы ходили на протестные митинги?

Волкова: Два или три раза. Мы стараемся не ходить на митинги, это мешает работе. Если мы с коллегами приходим на митинг, то автоматически из защитников становимся участниками, поэтому желательно не появляться на мероприятии, которое защищаешь. Мы должны быть от него отстраненными, чтобы власти не имели возможности привлечь нас так же, как остальных.

А сколько сейчас у каждого из вас таких политических дел?

Волкова: Даже не посчитать. Много. Я веду дела по 6 мая, участвую как один из адвокатов в ведении уголовного дела экологов, которые покусились на святое — забор губернатора Ткачева**Имеется в виду уголовное преследование членов совета Экологической вахты по Северному Кавказу, добивавшихся запрета незаконного строительства дачи для краснодарского губернатора под Туа, дела по нацболам…

А ваши коллеги не боятся с вами встречаться, перезваниваться?

Волкова: Встречаться и перезваниваться не боятся, а вот войти в процесс… Я тут просила коллегу войти в процесс по 6 мая в качестве помощника, поскольку там много задержанных и будут еще задержания, ведь не просто так следственная группа составляет 200 человек. Коллега отказалась.

А сколько еще задержат?

Волкова: Мы получили информацию, что еще 50–60, может, 70.

Навального, Удальцовых, Яшина «закроют»?

Волкова: Более чем уверена.

Внутренняя слабость

Марк, на главной странице вашего сайта есть фраза: «Конечно, мы эпигоны 90-х, выглядим предательски по отношению к путинской России: к их нравам, их правилам, их культу». Какие права, правила и культы у путинской России?

Фейгин: Это деидеологизированная система, авторитарная и корпоративная по своему типу и, что очень важно, материально мотивированная. Это ее стержень. А политически она вынуждает общество полностью отказаться от всякой претензии на власть, от оспаривания власти. Ты многое можешь делать в рамках личных свобод: уезжать за пределы РФ, приезжать… Можешь не вступать ни в какие идеологические объединения, не быть членом «Единой России»; можешь даже не быть православным.

Но об этом надо помалкивать.

Фейгин: Это некая новая реальность, еще недавно было абсолютно все равно.

Откуда вылезло, я другого слова не подберу, такое политическое православие?

Фейгин: Это совершенно утилитарная вещь: она возникла у власти из потребности заместить отсутствие идеологической формы чем-то иным. А чем? Западной демократией? Она органически им не свойственна, она ограничивает их возможности как властителей. А что есть еще в загашнике? Опора на власть Церкви, клира. Я христианства здесь не очень вижу, есть бюрократический аппарат, синод, корпоративность. В этой модели в качестве стержневой идеологии выступает православие. Кстати, вполне могла быть и другая конфессия использована…

Наши главные властные товарищи два раза в год все-таки под камерами стоят со свечками в православном храме…

Фейгин: И всё! Этим все исчерпывается — декоративность, имитация. Но есть несколько факторов, с которыми Путин не может справиться. Во-первых, появилось революционное поколение, мы видим на митингах 20–22-летних, даже 18-летних, чего раньше не было. А во-вторых, сам Путин стареет.

А зачем Путину дело Pussy Riot?

Фейгин: Ради оправдания перехода к более жесткому авторитаризму.

Подождите, но он же этим показывает свою слабость: три девчонки…

Фейгин: Это мы понимаем, а он к этому относится по-другому.

Полозов: С самого начала он вел это дело. Ему задали вопрос о Pussy Riot после выборов, сразу после их ареста, и он тогда извинился перед православными верующими, пообещал, что такое никогда не повторится.

Как он может это обещать?

Полозов: Сразу после выборов Владимир Владимирович Путин ощущал себя очень могущественным.

А сейчас?

Фейгин: Он не изменился, но в период между выборами в Госдуму и выборами президента, наверное, ощутил страх. А то, что сейчас происходит, — это опьянение после победы. По-моему, Путин всегда из страха многие вещи делал, вот это недооценено. У него женская природа, внутренне он слаб. Грубо говоря, Путин не Сталин, не его реинкарнация, он не способен на жесткие кровопролитные репрессии из-за страха ответственности в будущем. Весь его мачизм напускной, демонстрация силы на трех девочках — это же тоже проявление слабости.

Но подождите, репрессии все-таки есть, закручивание гаек есть…

Фейгин: Но до определенного предела. Как правильно было сказано, править они хотят, как Сталин, а жить, как Абрамович, а это плохо сочетаемые вещи. Убежден: революция произойдет наверху, они избавятся от него сами в какой-то момент, когда поймут его неадекватность и вредность для их задач.

Что значит неадекватность?

Фейгин: Она в том, что он из-за ерунды готов рисковать всем. Ерундой я называю дело Pussy Riot.

Адвокат для Путина

Представьте, меняется власть, те люди, которые сидят наверху, вдруг оказываются на скамье подсудимых, вы их готовы защищать?

Полозов: На данный момент не готов, потому что власть сейчас действует с позиции силы. Если вдруг что-то произойдет, я не исключаю, что смогу его защищать, потому что он в тот момент уже не сможет себя защитить самостоятельно.

Фейгин: Не… Я бы не стал, мне тяжелее. Моя задача — защищать невиновных и защищать свободу, без этого заниматься политической адвокатурой вообще тяжело, а в свете моей биографии — просто невыносимо. Я бы, конечно, с удовольствием судил… и проявил бы гуманизм.

Волкова: Мне очень сложно представить ситуацию, когда наш предстоятель власти окажется вдруг незащищенным. У него есть все: власть, деньги, возможности, у него сила, поддержка тех, кто за ним стоит. При таких обстоятельствах представить, что человек оказался нищ, гол и преследуем той оппозицией, которую мы сейчас защищаем, просто невозможно. Однако если вдруг ветер переменится и по нему заплачет Гаагский трибунал, то такое не исключено. Но защитники у него всегда найдутся, и он сможет себе позволить тех адвокатов, кому он доверяет. Не нас.




×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.