Механика сопротивления. В рейтинге вражеской литературы советской охранки роман «1984» находился вверху списка — вместе с «Архипелагом ГУЛАГ» Александра Солженицына и «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» Андрея Амальрика. За этими книгами шла настоящая охота: их изымали при обысках, подшивали к делам по диссидентским статьям, включали в обвинительный приговор. Как это было — расспрашивал бывших политзэков The New Times
В мае 1976 года 31-летний Павел Башкиров, художник-реставратор Якутского музея изобразительных искусств им. Габышева, вернулся домой из Москвы, где лечил больного сына. Вернулся к жене и к своим книгам. К магнитофонным записям Галича, к материалам по делу Даниэля—Синявского. Была среди этих бумаг и самиздатовская копия книги Оруэлла, отпечатанная на папиросной бумаге. Башкиров тогда еще был неученый, а потому ничего не прятал. Правда, по московской привычке оставлял повсюду «маячки»: волос между листами папок, особым образом положенная линейка или привязанная ниточка.
«В июне ко мне начали ходить, — рассказывает Башкиров, ныне москвич и правозащитник. — „Маячки“ стали пропадать. Тогда я оставил послание гэбэшникам: нарисовал большую фигу и надпись: „Извините, что вам ничего не удалось найти, — приходите еще“. Уже после моего ареста они смеялись — мол, ты парень ничего, с юмором. В общем, понравилась им эта фига».
Боб взял, Боб сдал
На Башкирова охранку навел один из знакомых — то ли из подлости, то ли по глупости. «У него была кличка Боб, — рассказал Башкиров The New Times. — Я стал давать ему кое-какие статейки, документы, книги. Когда у него проводили обыск, он добровольно сдал Оруэлла в руки гэбэшников. Но на моем процессе он свидетелем не проходил — был на стажировке в Лондоне. Я думаю, это было вознаграждение за стукачество».
Судили Башкирова по знаменитой статье 190.1 УК РСФСР («Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй») — за хранение «1984» и другой вражеской литературы. Получил он три года, сидел в Якутской тюрьме, вышел через полтора. В тюрьму к нему приезжали диссиденты и даже сам Александр Солженицын.
Диссидентский абонемент
«Нежелательные» книги держать дома было вообще-то не принято. «В конце 1970-х в ход пошла система библиотечных абонементов, — рассказывает Валерия Новодворская, которую впервые арестовали еще в 1969 году за распространение антисоветских листовок и которая потом два года провела в спецбольницах советской карательной психиатрии. — Дома у диссидентов ничего не было, все — на руках у читателей: что роздано, то сохранено. А дома была картотека с символами книг (для „1984“ — Тауэр, для „Фермы животных“ — „Птичий двор бабушки Татьяны“) — и псевдонимами читателей».
«Писательство и чтение — два занятия, за которые в Советском Союзе можно было легко получить срок по политической статье, — рассказывает другой зэка, Александр Подрабинек, арестованный в 1978 году, судимый по той же, что и Башкиров, 190.1 и получивший пять с лишним лет ссылки в Оймяконе (Якутия). — Правда, логику их понять было трудно: могли на обыске найти „Архипелаг ГУЛАГ“ и отпустить, а могли изъять Всеобщую декларацию прав человека и посадить. У меня в 1977 году забрали „1984“, но в обвинение не включили».
Рейтинг КГБ
Роман Оруэлла входил в перечень самых опасных книг. В этом своеобразном рейтинге Пятого управления КГБ («установки» туда приходили из ЦК КПСС и Главлита) на первом месте — по степени опасности для умов граждан — стоял «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына. «„Архипелаг“ был вне конкуренции», — рассказал The New Times один из бывших сотрудников управления, говоривший на условиях анонимности. Следом шла книга Андрея Амальрика, написанная по мотивам Оруэлла, — «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» и собственно «1984». Президент Фонда эффективной политики, а тогда ученик философа и диссидента Михаила Гефтера, Глеб Павловский говорит, что книга Оруэлла «входила в пятерку тех первых книг, которые человек читал, когда приходил в самиздат».
Читали «1984» и сами чекисты: «В Первом Главке (Первое главное управление КГБ — внешняя разведка) эта книга была хорошо известна. Сами комитетчики друг друга с этой литературой знакомили — врага нужно знать в лицо», — сказал The New Times полковник КГБ в отставке Михаил Любимов, который сам прочитал «1984» в Англии в 1964 году, когда работал там в резидентуре.
Перевозчики свободы...
Оруэлл, как и другой тамиздат приходил в СССР в чемоданах дипломатов и западных журналистов — всех, чей багаж шел в СССР по каналам дипломатической, а значит, не отслеживаемой КГБ почты. Впрочем, находились и другие пути. «Существовала целая программа, которую финансировал американский Конгресс. Людей в ней было задействовано немного. Заведовал этим один чех, у него были отделения в Лондоне, в Риме, где-то еще. Это были книжные лавки русскоязычных книг, которые они раздавали бесплатно российским морякам, а те как-то умудрялись провозить запрещенную литературу в страну», — рассказывает диссидент Владимир Буковский, впервые арестованный в 1963 году за книгу Милована Джиласа «Новый класс». По его словам, чекисты конечно же знали, что что-то провозится мимо их носа. «Но за всем и всеми не уследишь, — говорит Буковский. — Чекисты подсылали свою агентуру к дипломатам и зарубежным журналистам, которые провозили книги. Труднее было с моряками. Во-первых, во время шмона книги легко можно было выкинуть за борт, а во-вторых, корабль — не автомобиль, там можно черта спрятать». И прятали.
Типичный образчик самиздата 70-х (из личной коллекции Юрия Авруцкого). Фотокопия с парижского издания «1984», снабженного для провоза через границу камуфляжным титульным листом: «Москва: Иностранная литература, 1959». С каталогом Ленинки таможенники не сверялись и внутрь книги не заглядывали. Предоставлено Архивом истории инакомыслия в СССР Международного «Мемориала»
...и ее распространители
Сначала Оруэлл приходил в Союз исключительно на английском. И с конца 1950-х годов в СССР книгу активно переводили. «В некотором смысле это был ключевой момент советского самиздата: когда люди начали не просто передавать литературу, которая вдруг стала запрещенной, а когда началась целенаправленная работа переводчиков, которые заведомо не могли рассчитывать на публикацию», — рассказывает историк диссидентского движения Александр Даниэль.
«Перевод часто был плохим, явно домашнего изготовления, — говорит Новодворская. — Я ни разу не видела Оруэлла в издании YMKA–Press (парижское издательство русской книги, которое было основано в 1921 году еще в Праге, в 1925-м переехало в Париж) или «Посева» (издательство Народно-трудового союза, ФРГ, активно издававшего и распространявшего антисоветскую литературу). Копия была очень плохо напечатана, и с нее невозможно было сделать фото- и ксерокопии — в отличие от «Архипелага», который появлялся в компактных и четких копиях». Чаще всего «1984» распространялся в фотокопиях, с которых энтузиасты его перепечатывали на пишущей машинке под копирку — этим, в частности, занималась ныне председатель Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, которой в 1974 году объявили предупреждение за «систематическое изготовление и распространение антисоветских произведений». К Алексеевой Оруэлл впервые пришел в 1962 году: «Несмотря на плохой перевод, книга производила впечатление, — говорит Алексеева. — Становилось страшно: там все было похоже на то, что мы здесь видели каждый день».