#Родное

«Кашина хотели не убить, а именно покалечить»

15.11.2010 | Левкович Евгений , Барабанов Илья | № 38 от 15 ноября 2010 года

Бывший следователь Александр Первачев — The New Times
26-02.jpg
«Раскрыть можно любое преступление. Нужно только не мешать». Спустя два дня после покушения на Олега Кашина, когда следствие еще не определило даже примерный круг подозреваемых, президент Медведев неожиданно заявил, что «нападавших непременно найдут». Впервые: не «преступники должны быть изобличены» или «мы сделаем все возможное», а «найдем» — и точка. Что это — пустая бравада, заигрывание с электоратом или когда «очень надо», то на самом деле любое, даже хорошо спланированное преступление можно раскрыть? Об этом The New Times говорил с бывшим следователем прокуратуры, в середине 90-х занимавшимся раскрытием заказных убийств, а ныне адвокатом Александром Первачевым

Что вы, как бывший следователь, думаете о деле Кашина? Исходные данные: камеры зафиксировали нападавших, на месте нашли бычок, который курил один из них, бутылку пива, которую они пили, — идеальные для раскрытия преступления?

Скажем так — очень хорошие. Безусловно, по видеокамерам, которые в центре Москвы есть почти на каждом доме, можно проследить весь маршрут преступников и, соответственно, составить их четкий описательный портрет. Кроме того, сама запись покушения — она дает бесценную информацию. Очевидно, что Кашина хотели не убить, а именно покалечить. Когда один из негодяев, уходя, разворачивается и пинает уже лежащего журналиста, он прекрасно видит, что тот — живой. Дело завели по ст. 105 ч. 2, покушение на убийство, совершенное группой лиц, но объективно там этого не было. Задача была совершенно определенная — отбить руки-ноги. Это такая мафиозная штучка в дешевом сицилийском представлении, то есть, скорее всего, личная месть, какая-то старая обида человека, про которого Кашин написал неугодную статью или нелицеприятно высказался в блоге. Потом, вы обратили внимание на само избиение? Негодяй, который орудует арматурой, делает это абсолютно безэмоционально, без нервов или яростной агрессии — ощущение, что он занимается этим постоянно, для него это является нормой жизни, а не чем-то не­обыденным. Я много видел в своей жизни, но чтобы били так уверенно…

Кто, по вашему, эти люди?

Либо отъявленные зэки, либо бывшие или нынешние сотрудники силовых структур, для которых подобная форма насилия — устойчивый навык. Это существенным образом сужает круг поиска. Я видел таких отморозков, пожалуй, только в одном случае — когда расследовал убийства нескольких девушек. Убийцами в итоге оказались двое сотрудников тульского ОМОНа: они приезжали в Москву, вешали на машину милицейские номера, запихивали в нее понравившуюся девчонку, отвозили к себе и там вот также хладнокровно грабили и убивали. Еще один важный момент: нападение на Кашина очень похоже на нападения на защитников Химкинского леса Бекетова и Фетисова. Олег, насколько я понимаю, в последнее время писал об этой проблеме. Надо копать там. Конечно, преступники могли сымитировать почерк специально, чтобы повести следствие по ложному следу. Но в любом случае я бы объединил эти дела в одно производство. Пусть они потом разойдутся, но силы будут сгруппированы, а работа в сравнении, конкуренция эпизодов всегда хорошо и продуктивно сказываются на расследовании. Дальше все будет зависеть исключительно от того, насколько кропотливо и четко поведут свою работу спецы — начиная от просмотра записей с сотен камер и заканчивая поиском и опросом свидетелей по всему следованию маршрута преступников. Работа, конечно, чумовая и долгая. Но всегда можно найти людей, которые что-то знают, видели или слышали. Это прямая обязанность следователей, и тут все зависит от человеческого фактора. Ровно как у вас в профессии — есть добросовестные работники, а есть раздолбаи. Но если люди сработают добросовестно, то нападавших найдут, у меня нет в этом никаких сомнений.

Кадры решают все

Заказные преступления середины 90-х по характеру и форме сильно отличаются от нынешних?

Нет, поскольку в людях ничего не изменилось. Зависть, деньги, власть, собственность, устранение конкурентов — мотивация одна и та же.

А методика раскрытия?

Безусловно, шагнула вперед. На сегодняшний день научно-техническая база позволяет провести целый ряд экспертиз, помогающих собрать объективные доказательства, которых в мое время не было и в помине. Например, когда я начинал, не было еще генетической экспертизы.

Это когда преступника можно найти по кончику ногтя, оставленному на месте преступления?

Если не найти, то, по крайней мере, идентифицировать. В этом смысле криминалистика за последние двадцать лет продвинулась невероятно.

Почему тогда подавляющее большинство громких дел последнего времени — убийст­­ва Холодова, Листьева, Политковской и многих других — остаются нераскрытыми? Максимум находят исполнителей, но заказчиков — никогда. Этому есть рациональное объяснение?

Тут несколько причин. Конечно, не в лучшую сторону изменился кадровый состав милиции. Иной раз просто некому заниматься раскрытием серьезного преступления. Как говорил академик Павлов, «качество работы напрямую зависит от количества повторений». Навык нужен. А у нас среднестатистический оперативник, условно говоря, занимается тем, что снимает деньги с палаток. При этом многие оперативники не могут даже качественно описать место преступления, характер повреждений трупа, зафиксировать результаты дактилоскопии, что является важнейшими факторами для дальнейшего раскрытия. Конечно, самые громкие заказные убийства, о которых говорим мы, расследуют другие сотрудники — люди из прокуратуры, с Петровки, а там до сих пор достаточно очень способных и квалифицированных следователей. Но тут зачастую мешает другое — дела просто тормозятся. Если подозреваемый, к примеру — высокое должностное лицо или серьезный бизнесмен и он включает свой ресурс, то следствие упирается в стену, которую просто так не преодолеть. Коррупция — она и есть коррупция.

Лично вы сталкивались с подобным?

Слава богу, нет. Но я расследовал в основном бандитские разборки, а не политически значимые дела. Хотя бывает, что такие преступления не могут раскрыть по вполне объективным причинам. Возьмем дело Политковской: понятно, что люди, которые два года назад сидели на скамье подсудимых, имеют то или иное отношение к преступлению. Но их оправдал суд — и не какой-то там отдельный «подкупленный» судья, а суд присяжных. Значит, сторона обвинения не смогла собрать достаточное количество доказательств и убедить в своей правоте. Это объективно. Говорить о методике можно сколько угодно, но все зависит от конкретных следователей. Где они в случае с Политковской недоработали — не знаю, но осуждать подозреваемых по косвенным доказательствам нельзя. Да, возможно, они следили за жертвой, встречались друг с другом, созванивались в день убийства, были возле дома на Лесной, но юридически это ни о чем не говорит. Человек по закону не обязан свидетельствовать против себя, он может сказать: «Да гулял я там, мне просто нравится этот дом». И поди докажи, что он врет.

По воле руководства

А что, кстати, делать в таких случаях, когда есть масса косвенных доказательств, но ни одного объективного?

Надо работать дальше, искать. Бывает, несколько лет расследование топчется на месте, а потом вдруг появляется дополнительный источник информации или озарение на кого-то находит — и убийца оказывается за решеткой. Важно не торопить, не мешать и не давить.

Помните, когда убили Эстемирову, президент Медведев, будучи юристом, тут же заявил, что это преступление не может быть заказано политическим руководст­вом Чечни?

То есть фактически сказал следствию: все, табу. Даже если он тысячу раз прав, с юридической точки зрения это нонсенс. Другой важный момент — работа с подозреваемыми. Почему ни в одном из дел не найден заказчик? Потому что исполнителям ни с какой точки зрения невыгодно говорить. Госдума приняла очень правильный закон — о досудебном соглашении с подозреваемым. То есть если исполнитель убийства будет сотрудничать с органами и сдаст заказчика, он может получить смягчение срока наказания, мало того — его спрячут и обеспечат безопасность. Но это на бумаге. На деле же нет никаких гарантий, что он подпишет соглашение, а информация об этом не уйдет заинтересованному в сокрытии преступления заказчику. То же самое касается программы защиты свидетелей: в теории она есть, но по факту совершенно не работает. Будь по-другому, многие дела — в том числе, думаю, и дело Политковской — были бы доведены до конца. Все упирается в коррупцию в самих органах.

Cитуация в ближайшее время вряд ли изменится...

При таких вводных данных может помочь только политическая воля. Как, например, было раскрыто дело «Трех китов»? Сначала ничего не двигалось. Но потом Путин дал личное указание прокурору — раскрыть, и сейчас руководители компании хоть за какие-то свои грехи, но сидят. Или другой пример: раскрытие взрыва у «Макдоналдса». Опять же было дано указание сверху — выделить лучшие силы, полностью содействовать следствию, так как это терроризм. Оперативники спокойно объездили пол-Чечни, всю Осетию... И раскрыли же! При наличии политической воли можно абсолютно любое дело довести до конца, даже многолетнее дело Листьева. Вопрос только — сильно ли это надо руководству?


Кем, когда и где вы работали?


С 1990-го по 1994 год я был следователем Калининского района, ныне это Лефортовская прокуратура. Последние полгода работал помощником прокурора Таганского района. Годы были лихие, практически каждое «воскресное» дежурство я выезжал на заказное убийство.

Какие громкие дела вы вели?

Пожалуй, самое громкое — это убийство бывшего сотрудника милиции, работавшего в Лефортове. Его заказала партнерша по бизнесу. Его похитили, потом отвезли в балашихинский лес и там убили. В течение двух месяцев мы это преступление раскрыли. Исполнители и заказчики получили от 10 до 15 лет, а мы — премию, потому что это было первое раскрытое дело подобного рода.

Почему уволились из органов?

Я бы не ушел, если бы не плохое материальное положение. Мне очень нравилось работать. Да и не только мне. Я недавно встречался с моим коллегой, одним из лучших следователей 90-х, с которым мы раскрыли не одно убийство. Сейчас он трудится в службе безопасности крупной фирмы. И он сказал: «Саш, я ненавижу свою работу. Хочу обратно». Мы все были одержимы своей профессией. Но семьи на что кормить?


×
Мы используем cookie-файлы, для сбора статистики.
Продолжая пользоваться сайтом, вы даете согласие на использование cookie-файлов.