Модель существования, избранная режимом Путина — «после нас хоть потоп» со скоростью текущей воды трансформируется в «при нас потоп». Точно так же, как путинский «прорыв», анонсированный в 2018 году («Нам нужен прорыв, прыжок в новый технологический уклад — без этого у страны нет будущего»), превратился в массовый прорыв инженерной инфраструктуры ЖКХ в период зимних холодов 2024 года.
Кувалда и ухо
После президентских «выборов» 2018 года состоялась пенсионная реформа (а потом и конституционная контрреформа, затем «спецоперация»). После президентских «выборов» 2024 года состоялся оглушительный по масштабу теракт и ошеломляющий по эффекту потоп. Не считая планов налоговой контрреформы, которая должна переложить бремя доходов бюджета на сколько-нибудь работающее население, благодаря которому будут оплачиваться силовики, ВПК и социальные слои, вовлеченные в войну и/или зависящие от государства.
Путинское правление, которому скоро сравняется четверть века (теперь его конкуренты по рекордам диктаторского нахождения у власти только Сталин, Франко и Салазар), начиналось со слов «мочить в сортире», но вошло в полную силу со словами «Она утонула» после катастрофы подлодки «Курск», ознаменовавшей начало его первого официального срока. Какое-то нехорошее знамение было вполне символическое, а главное оправдавшееся. Особенно в смысле абсолютного равнодушия власти ко всему, кроме своей... власти, ее сохранения. Индифферентности как принципа, жестокости как «традиционной ценности». Традиции, заложенной как раз тогда, еще в 1999–2000 годах. В конце 2000 года новый президент вернул старый гимн, под который будили огромную армию зэков по всей стране. Он считал, что это нужно людям. Им это было нужно в 2000‑м в той же степени, что и «спецоперация» в 2022‑м...
Прошло более двух десятков лет, и символом режима стала сначала пригожинская кувалда, а потом отрезанное ухо. А в научный совет при Совбезе как раз на днях вошел генерал Гурулев, обещавший — строго на научной основе — нелегкую жизнь казахам. Тоже традиция, понимаешь: «... и вам фельдфебеля в Вольтеры дам». Не зря все-таки Грибоедов все еще стоит в начале Чистопрудного бульвара. Все уже написано до нас.
Причем вошел он в совет вместо профессора Караганова, до этого обещавшего ядерный удар всему миру, но дискредитировавшего очистительный радиоактивный огонь по центрам принятия решений своими двумя квартирками — в Венеции и Берлине. Остается наносить удары по центрам принятия коммунальных платежей профессора... Что тут скажешь: его пример — другим членам научного совета наука.
Кстати, ухо до сих пор красуется на знаменитом фасаде знаменитого Центрального экономико-математического института на Профсоюзной в Москве. Оно и считалось символом прорывов советской науки. С тех пор символ несколько деградировал, как и наука.
Нет, не сравнивайте путинский режим с советским — он антисоветский, потому что аннигилирует все советское, например, флагманы советской энергосистемы на территории бывшей УССР.
Бобры сожгли родную хату
Мост через реку Урал, г. Оренбург, 10 апреля 2024 г.
А что же вверенное научным раздумьям депутата-генерала Гурулева и его не менее впечатляющим коллегам, включая председателя научного совета Патрушева, население, несколько утомленное прорывами и потопами (причем и то, и другое понятие без кавычек)?
Большая его часть не видит или сознательно уверяет самих себя, что не видит связи между самой сутью путинского правления и своими проблемами, включая отсутствие личной безопасности — то ли в окопы отправят, то ли можно стать жертвой доноса, то ли один на один с террористами оставят, то ли обрекут на прорыв/потоп. То самое большинство, получившее стикер «87%» себе на рукав, существует в модальности не «Путин, уходи», а «Путин, помоги». Помощь приходит, но почему-то настолько неэффективная, что пострадавшие кричат, мол, мы вас на вилы поднимем. Вас — это сотрудников региональных и городских администраций и МЧС. Низовую власть, не верховную. Путин как бы и ни при чем. Он где-то рядом с флагом и гимном. Он символ, а не человек. Инстанция.
Сколько раз предсказывалась трансформация неполитического недовольства в политическое, сколько раз эти прогнозы не оправдывались в общем и целом, но вдруг обнаруживались «прорывы» в самых неожиданных местах — от Архангельска до Хабаровска. Но все это было до трагедии февраля 2022 года, которая обеспечила народное «единство» от растерянности и безнадежности, перерастающих в выученную индифферентность. Потому и спасение утопающих — дело рук самих утопающих, не до тонущих сейчас. Не время — все для фронта, все для победы.
Но ведь сумма катастроф накапливается, и не всегда все можно свалить на Украину. Можно — на бобров. Но бобры едва ли могут быть наняты украинскими и англосаксонскими спецслужбами, которые «открыли для них коридор» к разнообразным плотинам и дамбам. Нельзя же жить в ситуации бесконечного словесного и семантического абсурда, внутри антиутопии, внутри конспирологической теории, внутри голов генералов, чекистов, дугинцев, соловьевых, ведущих ТВ‑шоу ненависти. Или все-таки — как показывает опыт — можно?
А если подумать? Вдруг не соседи на нас напали, а кто-то другой, находящийся внутри страны, но не «иноагент»? Не придется ли потом сказать вослед кумиру иных лет, а ныне как раз «иноагенту» Б. Б. Гребенщикову, что «по новым данным разведки мы воевали сами с собой»? Почему перестала работать даже «Прямая линия», после которой отдельные счастливчики могли подлатать себе крышу по распоряжению непосредственно из Кремля, в духе ультра-патернализма? Сейчас не время — война? Но ведь она же перманентная, она никогда не кончится. Президенту все эти протекающие крыши не интересны, он провел всего три совещания по потопам в стране, да и то как-то формально и вяло: «Президенту доложено». А так в графике до нынешних выходных была встреча с космонавтом из России и космонавткой из Беларуси, ну и разговор на пару с Лукашенко с другой парой — семьей оленеводов Пяк. И размышления о том, что в Швейцарии для обсуждения мирного плана в июне соберется «паноптикум».
В сентябре 2000‑го Ларри Кинг спросил у Путина, что случилось с подводной лодкой. Путин выдержал паузу и с улыбкой Моны Лизы отрывисто произнес: «Она утонула».
Ну что же, как там Россия спустя почти четверть века, весной 2024 года?
Она утонула.
Во всех смыслах слова.
* Андрея Колесникова Минюст РФ считает «иностранным агентом».
Фото: xakac.info