Ты помнишь Киев до войны, в тринадцатом году?
Как в том пруду была вода темна, маня во тьму?
Как то звалось кафе, куда я больше не пойду?
Как быть могли беспечны мы, я больше не пойму.
Не ностальгия, только сталь в гудящих небесах,
Не ночь в июле, но печаль да иней в волосах,
Ходил тогда в девятый класс
Сын тех друзей, что звали нас
На левом берегу домой.
Он был убит зимой.
Зачем приехали тогда, я помню словно сквозь кумар:
Читать стихи на «Гоголь-фест», татуировки бить,
С сотрудником ОБСЕ на непонятный семинар,
С легендой андеграунда шотландский виски пить.
Ещё не начался Майдан, и буйно зеленел каштан,
Но срок всему уже был дан, ведь срок всему, по сути, дан,
Мы забежали в Арсенал,
Там Саша Ройтбурд нас узнал,
Так хохотал, что сам устал,
И лёгкой тенью стал.
Как стихотворна наша речь, да вдруг в окоп придётся лечь,
Как рифмовать учила мать, а вышел грубый пранк,
Хоть назови меня горшком, живьём не надо только в печь,
Я был московский старый панк, приехал русский танк.
Не грохот рейва и танцпол — от громких взрывов трясся пол,
Не суши и с лососем ролл — от страха прыгнул кот под стол,
Гляди, поэт, «иных уж нет,
А те далече», гаснет свет,
Прошло совсем немного лет,
Война пришла, поэт.
…
…
…
…
Мне больно, но зато дышу, иду, не упаду,
Ты помнишь Киев до войны, в тринадцатом году?
В ночном кафе сидели мы,
Бурлили пьяные умы,
Почти все смыслы сокрушив,
И сын друзей был жив.