Дело Ходорковского–Лебедева тысячу раз назвали абсурдным; в первую годовщину второго процесса самое время уточнить, что имелось в виду. Ибо абсурд — это вовсе не отсутствие логики; это другая логика...
Год напролет бедный судья Данилкин председательствует в действии, которое вызывает всю гамму чувств, кроме уважения. Год напролет гособвинение во главе с полковником Лахтиным над судьей издевается!
Прокурор Гюльчехра Ибрагимова, словно специально посланная небом для того, чтобы клоунская суть процесса не вызвала сомнений даже у ребенка, сформулировала под протокол (видать, для Страсбурга): «что запланировали, то и сделаем!»
Словно сговорившись с прокурорами, в эту же грязную лужу тычут носом высокий суд подсудимые: Михаил Борисович — холодно-корректно, Платон Леонидович — жестко-брутально.
Бедный Данилкин!
Пять лет назад, во время первого процесса, «заказуха» тоже перла из каждого заседания, но судье Колесниковой пофартило с эпохой: политический морозильник 2005 года полностью соответствовал режиму работы Басманного суда.
Россия о ту пору раскидывала пальцы, и хотя Путина еще не вырвало на мировое сообщество мюнхенской речью, ее содержимое уже, очевидно, подходило к горлу. Баррель рос, сытые рабы торчали от хозяина и в гробу видели мировое сообщество: Страсбург-фигасбург! Перетопчутся.
Повезло судье Колесниковой.
С Данилкиным все драматичнее. Ему-то выносить приговор не в морозильнике, а в этом грязноватом, мутном, меняющемся пейзаже, где Путин еще наше всё, но обнищавшие вассалы уже начинают тысячами выходить на улицы… В таком коленкоре запросто можно оказаться крайним. Не ко времени оправдаешь Ходорковского — чекисты отпилят тебе что-нибудь, по старой памяти, ржавой ножовкой… Не ко времени посадишь — выяснится, что именно ты, судья Данилкин, и есть символ российского беззакония!
А Страсбург нынче — совсем, совсем не фигасбург... России скоро идти на Запад с протянутой ладошкой, и в начальстве прорезалось стремительное понимание основ международного права…
Вот и грустит Данилкин в Хамовниках, подперев бедовую голову и делая вид, что отправляет правосудие. День за днем в зале суда что-то говорят прокуроры и что-то отвечают им адвокаты. Объем похищенной нефти превышает ее добычу, свидетели обвинения переходят на сторону защиты — все это не имеет никакого значения. Лахтин может перейти на суахили, Ривкин — на эсперанто, Шохин — вскарабкаться на прокурорский стол и сбацать танго с Гюльчехрой... Судья Данилкин глазом не моргнет.
Он занят. Он напряженно думает сам и ждет сигнала сверху. Не от Бога, поближе. Он не знает, что это будет за сигнал и от кого. Он еще не решил, стоит ли ему тот сигнал услышать или будет полезнее для здоровья притвориться куском дерева (типа третья ветвь).
Он, как и те, кто сажал Ходорковского, твердо помнит о 25 октября 2011 года — дне, когда тот должен выйти на свободу. Судья Данилкин несомненно отдает себе отчет, что означает этот день для всех, столь разно заинтересованных участников сюжета…
Поэтому процесс о многократном хищении одной и той же нефти в размерах, превышающих ее суммарную добычу, будет продолжен — до тех пор, пока судья Данилкин не расчислит наконец квадратуру этого порочного круга.
Абсурд — не отсутствие логики. Это — другая логика...