Она быстро поддалась, и в прихожую вошли два сотрудника следственного комитета, за ними — эта девушка и молодой человек (впоследствии выяснилось, что эта девушка является понятой). Далее — три сотрудника НТВ с камерой. Журналисты дальше прихожей не прошли — я заявил, что имею право не допускать в свое жилище. На заднем плане были люди, которые взламывали дверь. Меня сразу возмутило то, что сотрудники СК (следователь по особо важным делам Томчик С.Ю. и оперативник Гасанов М.И. — прим. NT) прямо не представились, когда звонили — более того, они прятались где-то, поскольку кроме этой девушки я в глазок никого не видел. Я им сразу это предъявил, поскольку я не обязан открывать неизвестным людям, которые ломятся в мою квартиру. Если бы они показали удостоверения или какой-нибудь документ из суда, я бы спокойно им открыл дверь. На это они ответили нечто вроде: «Вы бы все равно нам не открыли».
Начался обыск. Следователь заявил, что он имеет право не пускать моего адвоката (Ольгу Гнездилову — прим. NT), поэтому я не смог даже получить юридическую помощь. Изымали все флешки, компьютеры, бумаги, на которых было написано слово «Голос» или бумаги, на которых было написано что-то на иностранном языке — например, туристическую карту. Их интересовали мои карточки международного наблюдателя, которые я коллекционирую. Я их спросил, какое это имеет отношение к «Голос. Поволжье» в Самаре. На это мне заявили, что я могу потом обжаловать процедуру обыска в суде, а сейчас они изымают все, что считают нужным.
Опись изымаемых вещей не выдерживает никакой критики — она была очень абстрактна. Например, «папка с документами, столько-то листов» — а нужно четко указывать название этих документов, чтобы потом неожиданным образом не появились бы там бумаги, которых у меня не было. Упаковка тоже производилась очень странно — в какие-то мусорные тонкие пакеты с наклейкой почему-то от прокуратуры, а не СК. Упаковывалась все очень ненадежно, так что можно засомневаться в сохранности моих вещей, и нет гарантии того, что туда ничего нельзя будет подложить. Флешки не нумеровались — писали, что это «флешки таких-то цветов».
Все это продолжалось около трех часов. В процессе они постоянно держали связь с какими-то своими кураторами — сообщали ход обыска и мою реакцию на происходящее. Очень болезненно консультировались по поводу присутствия адвоката — они блокировали ее дверью. Так что с Ольгой Гнездиловой я вынужден был перекрикиваться. Видимо, это была установка — не пускать адвокатов и к моим коллегам. В частности, к Роману Удоту тоже приехал защитник, но его тоже пытались всячески не допустить. Он и Татьяна Тройнова потом мне рассказали, что и перед их дверьми следователи официально не представились. Вероятно, с целью спровоцировать конфликты. Кураторы следователей также очень интересовались, поеду ли я на обыск в офисе — им было важно, чтобы я там присутствовал. Но так как они мне выломали дверь, то я не мог оставить квартиру, так что в офис поехала мой адвокат. Там обыск продолжался порядка восьми часов, тоже изымали технику и материалы, которые увезли в частной машине с лысой резиной и бумажкой под номером, — такие обычно используют, чтобы его заклеить.
В тот же день, 7 июля, моих коллег вызвали на допросы. Поскольку мой адвокат уехал в офис, то я смог прийти на допрос только 9 июля. Все вопросы касались того, какие отношения связывают меня и организацию «Голос. Поволжье», руководителя Людмилы Кузьминой, финансирования, заключения договоров, кто из наших сотрудников с кем взаимодействовал.
Давление на нас началось еще в 2011 году и теперь активизируется каждый раз перед выборами — в частности, перед Едиными днями голосования. Но если раньше нас можно было сдерживать и подавлять методами информационной дискредитации, таскания по судам, выписывания разных штрафов и придумывания многомиллионных налогов, то сейчас ситуация в стране изменилась. Несмотря на давление, мы продолжаем свою работу, и они используют повод самарского дела для оказания влияния на нас.
Отмечу, что Фонд «Голос» не работает с момента создания реестра «иностранных агентов». НКО — «иностранный агент» может, находясь в реестре, заниматься всем, кроме наблюдения на выборах. Мы не можем пользоваться иностранными деньгами априори. Что же касается Движения «Голос», то оно не имеет банковского счета и юридического лица, поэтому средства мы получаем на нашу организацию «Голос. Урал». С 2014 года она была получателем двух президентских грантов, последний из которых заканчивается в августе этого года. Для нас было важно и в дальнейшем его получать, но последний конкурс показал, что государство не собирается нас поддерживать. Нам жизненно важно было получить эти деньги перед сентябрем, когда начинаются региональные выборы. Из источников финансирования у нас остались лишь пожертвования граждан и юридических лиц — с сентября встает вопрос о выживании нашей организации. Нынешние обыски ещё больше усугубили наше положение — нас, по сути, лишили всех материалов о той работе, которую мы проводим сейчас.